До февраля

– Всё нормально там, – заверил Матвиевский. – Рыбаков их лично до хаты довел, заглянул-проверил, всё ровно. И договорились, что мы в любой момент подъедем и на базу ее заберем, как только пробки рассосутся. Я, сцуко, встрял уже. Но, подозреваю, им не до того будет.

Он снова хохотнул.

– Хоть кому-то польза от всей этой хрени, – отметил Андрей, краем глаза поглядывая за реакцией Шевякова.

Но тот не проявлял ни ревности, ни озабоченности, а бродил, съежившись и поникнув головой, вокруг кресла, будто отыскивал в нем скрытый дефект.

– Ага, – согласился Матвиевский. – Вы-то как?

– Да как зайчик пьяный, туда-сюда. Заявителей прочесал, по дачкам смотался, сейчас у Марковой на квартире. Голяк полный.

– У Марковой-то… А, понял. Он же был у нее и знает, где… Блядь. Блядь!

– Что такое?

– Я вспомнил, где его видел.

Глава шестая

Это было удивительно и немного стыдно: весь день просидеть за столом, сплошь покрытым едой, пусть и не самой вкусной и здоровой, но более чем соответствующей запросам студента, редактора и офисного сотрудника, не съесть ничего крупнее виноградинки, чтобы ввалиться в кафе и жрать всё подряд – вкусное, правда, и горячее, но возмутительно дорогое, да еще и на глазах ужасно привлекательного мужчины. Мама бы точно в ужас пришла, а бабушка мгновенно проела бы на виртуальной голове Ани сразу несколько вечных плешей.

А плевать, подумала Аня и как нарочно громко хлюпнула сырным супом. Она страшно смутилась, а Клим хлюпнул в ответ, загремел сразу несколькими сухариками и пояснил:

– От нервяка всегда жор нападает.

– На тебя-то? – усомнилась Аня, выразительно оглядев сухую мускулатуру под свитером в облипочку, тут же страшно смутилась, поэтому поспешно спросила: – Правда нервничал?

Клим оставил ложку в миске, растопырил над нею огромную пятерню и сказал:

– Во.

Пятерня мелко затряслась.

Пальцы у Клима были, как у музыканта. Аня засмеялась и накинулась на остатки супа, надеясь не звякнуть ложкой, потому что у нее самой затряслись не только руки. Но она успела заметить, что пятерня Клима тут же перестала дрожать.

– Но ты отвлекла, спасибо, – сказал Клим очень серьезно и тоже принялся добивать суп.

– Тебе спасибо. Я-то что, беседовать с тобой привыкла, хоть это и не ты был. И потом, мне деваться некуда, а ты запросто отказаться мог.

– Ну щас, – сказал Клим. – Отказаться от главного события жизни? И потом всю жизнь жалеть? Нё-ёуп.

Аня подумала, согласилась было про себя, но тут же мотнула головой и решительно отодвинула пустую миску.

– Нафиг.

– Не хочешь, значит, приключений?

– Не хочу.

– А что хочешь?

«Скучать и прозябать», собиралась сказать Аня, но именно сейчас это было бы враньем, потому что ни скучать, ни прозябать она не хотела, поэтому, хмелея от собственной смелости, спросила тихо, но твердо:

– А что можешь?

Клим внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Могу тебя пригласить, если позволишь. Куда только? В кино или на каток поздновато уже, а домой… Ну, тоже поздновато, да ты и не пойдешь.

– Почему же, – выговорила Аня немеющими губами и убрала руки под стол, чтобы вцепиться в пластыри.

Клим опять улыбнулся ей так, будто обнял, махнул официанту, положил ничуть не дрожащую руку на стол ладонью вверх и негромко сказал:

– Приглашаю.

– Принимаю приглашение, – сказала Аня сквозь бомканье в ушах и положила на его ладонь свою, трясущуюся и холодную.

И он осторожно свел пальцы, будто цыпленка грел.

Так, ладонь в ладони, они поднялись и стояли, дожидаясь всполошившегося официанта.

Им пришлось разомкнуть руки для расчета и одевания, а после Клим все-таки приобнял Аню, проведя твердой скулой по макушке, и продел твердые жаркие пальцы сквозь ее прохладные. Они, не сговариваясь, качнули руками, будто детсадовцы на прогулке, да так и зашагали к выходу, лавируя между столиками, но больше не расцепляясь.

Сидевший за крайним столиком невысокий дядька с резковатыми повадками пробормотал, когда они проходили мимо:

– Белая «Гранта», два-два-четыре, ждите.

На улице Аня вдохнула пронзительную свежесть, засмеялась и уткнулась Климу в твердую грудь. Тот приобнял ее, и Аня замерла.

– Садимся, – сказал Клим спустя бесконечность, черную и томную, распахнул дверь подъехавшей машины, помог Ане забраться на заднее сиденье и уселся рядом.

Машина тронулась, проехала несколько метров и остановилась. Открылась передняя дверь, невысокий из кафе плюхнулся на пассажирское сиденье и сообщил:

– Вообще никого. Ни внутри, ни снаружи, ни вокруг.

– Штош, – философски отметил Матвиевский, который, оказывается, был за рулем. – Значит, не судьба сегодня. Кого куда?

– Обоих на Пугачева, семь, – сказал Клим, а Аня старательно кивнула.

Полицейские обменялись взглядами и коротко улыбнулись.

Аня тоже обменялась взглядами с Климом, заулыбалась во всю ширь и прижала горящую щеку левой ладонью, чтобы лицо не лопнуло от счастья. Правая оставалась у Клима.

Пусть так и будет, подумала Аня. Пусть всегда будет так.

Кажется, я не пропущу главное событие моей жизни.