До конца времен

Достаточно и того, что само пребывание в Саутгемптоне вызвало в ее душе целый шквал чувств. Саутгемптон представлялся Леони символом ее поражения, распада ее брака. Казалось, она вернулась на место преступления, зловещее и залитое кровью. Возможно, на место убийства.

Кому это понадобилось? Леони недоумевала. Зачем ее вызвали сюда именно сейчас, когда ремонт дома продвигался так успешно, а она понемногу начала забывать о прошлом? Она была готова отдаться новой жизни, а теперь прошлое подняло свою омерзительную голову и вползло в ее новый дом, подобно разъяренной и злобной Медузе.

Но покончить с делами следовало как можно скорее, поэтому Леони подчинилась практической стороне своей натуры. Все не так уж плохо, уверяла она себя. Например, ей ничем не грозит встреча с Бобби, который взял отпуск и проводил его в Саутгемптоне. Они не виделись уже несколько месяцев.

Может быть, Бобби пригласит ее переночевать. Они поужинают в саду и успеют обменяться последними сплетнями. Однако Леони вдруг вспомнилось, что эта идея не вызвала у Бобби энтузиазма – он воспринял ее равнодушно, почти холодно.

И вот теперь Леони гадала, что стряслось с Бобби. Этим летом он вопреки своему обыкновению не звонил ей, чтобы держать в курсе последних светских событий Саутгемптона. По правде говоря, он вообще не звонил, что было ему совсем несвойственно. Прежде ему доставляло удовольствие сообщать Леони о своих проказах, посвящать в подробности триумфов и падений местной элиты. Леони пришлось признаться самой себе, что ей нравились эти доверительные разговоры и светские сплетни. Скучая по ним, она терялась в догадках, не понимая, почему Бобби не звонит.

«Паранойя, – предположила она. – Я стала параноиком. Бобби просто-напросто увлекся летними развлечениями в кругу богатых, декадентски настроенных завсегдатаев прибрежного Содома и Гоморры. Он ни за что не решился бы умышленно причинить мне боль».

В последний раз оглядев свое лицо, Леони захлопнула пудреницу, сунула ее в сумочку, взглянула в зеркало заднего вида, круто развернулась и возобновила ненадолго прерванный путь в Саутгемптон.

В первую очередь следовало заехать в офис Сэмпсона, Уильямсона и Эверетта, чтобы подписать бумаги. Припарковавшись на главной улице Саутгемптон-Виллидж, Леони поспешила войти в офис. «С этим делом я справлюсь за считанные минуты, – убеждала она себя. – Моментально». Надо лишь подписать бумаги и со всех ног броситься прочь отсюда.

Но реальность, эта злобная горгона, вновь нарушила ее планы. Это случилось, когда Леони сидела в кабинете Джереми Сэмпсона, потягивая «Сан-Пеллигрино» и ожидая, когда секретарша Хэлен принесет бумаги.

Дверь открылась. На пороге стояла Хэлен с пачкой бумаг в руке, а рядом с ней… Генри Уилсон Рейнолдс.

От неожиданности Леони лишилась дара речи. Мгновение она не верила своим глазам. Она была стопроцентно уверена, что в эту минуту Хэнк находится в Нью-Йорке или где-нибудь в другом месте, но только не в Саутгемптоне! Ей и в голову не приходило, что Джереми Сэмпсон способен назначить им встречу в один и тот же день и даже час.

Леони во все глаза уставилась на мужчину, которого когда-то любила всем сердцем, – того самого, который так бесцеремонно отделался от нее. Его теннисный костюм блистал белизной, белокурые волосы вились, загорелая кожа была свежей и чистой. Леони почувствовала, что ее пульс начинает ускоряться, а затем где-то в груди распустился горячий бутон и нестерпимый жар стал заливать лицо и шею. Что это было? Смущение? Гнев? Унижение? Вероятно, все вместе и еще целый букет чувств в придачу.

Некоторое время Хэнк стоял на пороге, разглядывая Леони с высоты своего роста. С его лица не сходило выражение превосходства, достойное короля Уолл-стрит – отличительный признак болезненного самолюбия, о котором знала только Леони. Наконец Хэнк поприветствовал ее едва заметным кивком.

Леони кивнула в ответ, лихорадочно пытаясь взять себя в руки.

– Не ожидал увидеть тебя здесь, – обронил Хэнк таким тоном, словно Леони была приходящей уборщицей, которой давно следовало уйти домой.

– Я… я думала, ты в городе, – с запинкой откликнулась Леони.

– Я решил взять отпуск на несколько дней – поиграть в теннис, в гольф, немного поплавать, – невозмутимо объяснил Хэнк.

Джереми Сэмпсон откашлялся и вступил в разговор.

– Садись, Хэнк, – пригласил он. – Дело займет всего одну минуту, а потом ты сможешь вновь продолжить партию в теннис.

И он одарил Хэнка Рейнолдса такой улыбкой, что у Леони желчь подкатила к горлу, а желудок сжался, угрожая выплеснуть свое содержимое на бесценный антикварный ковер Джереми. По правде говоря, в этот миг Леони была не прочь испортить ему ковер!

«Чей он адвокат, в конце концов?» – мысленно изумлялась она.

Плавным движением Хэнк опустился в библиотечное кресло времен Георга II, стоящее рядом с креслом Леони, и небрежно положил ногу на ногу.