До мурашек. Об играх со временем, неосторожных желаниях и о ворчунах, вечно спасающих мир

Через десять километров Борисыч предложил несколько раз повернуть, а потом остановиться возле какого‑то сгнившего автобуса.

– Теперь бери меня в руки и выходи из машины, только будь нежным. Хы-хы-хы, шучу.

Игорь вышел из машины, держа в руках телефон. Они оказались прямо на подъезде к лесу. Борисыч сказал не бояться и точно следовать его указаниям. Игорь тяжело вздохнул, но спорить не стал – с химчисткой же навигатор не обманул.

Заросшая тропка привела парня прямиком в лес. Там он сделал несколько поворотов, прошёл триста метров до старого дуба и спустился по сколоченной кем‑то лестнице.

– Ого! Красотища! – Игорь удивлённо раскрыл рот, глядя на небольшой лесной пруд – весь в цветах и с установленными вдоль берега скамеечками.

– Об этом месте мало кто знает. Раньше сюда приходили отдыхать несколько семей, они‑то и нашли его и отметили на карте. Но то было много лет назад. Куда эти люди делись – понятия не имею, но теперь никто не приходит, – голос Борисыча изменился, стал каким‑то тёплым и певучим, словно навигатор рассказывал старую легенду. – Приводи сюда вечером жену, и всё у вас наладится. Это место волшебное, точно говорю. Но сначала заедем в цветочный – я знаю пару отличных мест. Всё, погнали, через триста метров – направо.

Уходи!

– Уходи! – кричали вслед отмороженные подростки, когда я поднялся с земли. Ковыляя на нетвёрдых ногах, я оборачивался убедиться, что они не идут следом, и думал: «Многого вы добились в жизни, чтобы осуждать меня?»

Промозглый ветер насквозь продувал моё слабое, дряхлое тело, и никакая ткань не смогла бы спасти от этого холода. Несмотря на ночь, город не спал. Его украшали тысячи огней, которые, к сожалению, совершенно не грели. Наоборот, от их вида мне становилось ещё хуже.

Я шёл по многолюдным улицам и ловил на себе бесчисленные озлобленные взгляды.

– Урод! Сволочь! Мерзавец! Уходи! – кричали люди мне в лицо, срывая глотки на этом морозе. Многие плевали в меня, и их злость застывала на мне льдинками.

«Что, что я вам сделал?» – безмолвно кричал я.

В одном из сугробов валялся какой‑то бездомный. Он явно не переживал за то, что может отморозить конечности. Я поспешил вытащить его из снега, предложил помощь.

– Отвали, скотина, – огрызнулся он в ответ, обдав меня парами какой‑то сивухи. – Ты уже помог.

Он ударил меня по дряблым, бессильным рукам, в которых почти не осталось жизни, пробормотал ещё что‑то нечленораздельное и залез назад в сугроб.

– Я не виноват, – попытался оправдаться я, но мужчина только махнул рукой, давая понять, что я должен уйти.

Увидев свет в одном из кафе, я зашёл внутрь. Люди с грустными лицами молча сидели за столами, некоторые тихо разговаривали. В динамиках играла праздничная музыка, но атмосфера стояла отнюдь не радостная. На одной из стен я заметил глянцевый плакат со своим именем, весь в крестах. Кто‑то даже умудрился его порвать. Класс, ну и местечко я выбрал.

Сев в самом тёмном углу и постаравшись расслабиться, я смотрел на экран телевизора, где показывали фильм об одном из «наших», что когда‑то был здесь до меня. На экране всё было здорово и волшебно. Я видел лишь любовь и радость – ни грамма ненависти. Ему повезло куда больше, чем мне, гораздо больше.

– Зачем ты вообще пришёл? – спросила молодая официантка, собирая грязную посуду с соседнего столика.

– Помню тебя, – прищурился я, разглядывая её лицо мутными глазами. —Вы же ещё совсем недавно просили прийти. Забыла? Ты и твоя семья так меня ждали!

– Да, ждали. И надеялись, что ты будешь нормальным. Верили, что исправишь то, что натворил твой предшественник. Мы думали, он – худшее, что может случиться, а потом пришёл ты…

– Послушайте, но я же не виноват. Я ничего не сделал – просто пришёл и…

– Да. Просто пришёл, а теперь тебе пора уходить! Вали отсюда и вали навсегда! – Она с шумом поставила поднос с грязной посудой на стол, и все вокруг посмотрели в нашу сторону.

– Простите… – еле слышно выдавил я, обращаясь к ней и ко всей остальной публике.

Закутавшись посильней в накидку, я поспешил к дверям. Перед тем как выйти, собрался с силами и, обернувшись, громко спросил:

– Неужели вы думаете, что дело во мне? Вы же живёте так, как хотите. Сами можете всё изменить, но надеетесь, что я сделаю это за вас. Как глупо…

– Ты ещё смеешь что‑то говорить? – послышалось из разных уголков.

– Но вы же все так ждали меня, вы сами просили меня прийти, – не выдержал я и перешёл на крик: – Я не хочу остаться в вашей памяти таким! Да вы же потом будете внукам говорить обо мне только гадости! Вы все, – я обвёл зал пальцем, указывая на каждого из присутствующих, – будете продолжать меня ненавидеть даже после моего ухода!

– Ты сам виноват!

– Да в чём?! – заорал я во всю глотку.

На долю секунды повисла тишина. Слово решил взять бармен:

– Во всём! Во всём ты виноват. Посмотри телевизор. Открой интернет. Зайди в любой дом, спроси у первого встречного, каким ты был! – кричал он, а люди вокруг одобрительно кивали.

Губы мои задрожали. Я чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, а к горлу подступает ком.