До мурашек (СИ)

Ничего не отвечаю, потому что его язык уже проскальзывает между моих приоткрытых губ и хозяйничает у меня во рту. Это ощущается очень остро и горячо. Словно плетью бьют по спине, заставляя дугой выгнуться и прижаться насколько возможно к мужскому телу. Буквально, вдавливаюсь в него, тихо застонав и крепко обвив руками мужскую талию.

- Тш-ш-ш, - запальчиво шепчет в губы, подсаживая меня подальше на стол и широко раздвигая мне ноги.

- Можешь же тихо, да, Гулён? - почти мурлычет.

В ответ лишь прикусываю его нижнюю губу, жмурясь, потому что одна Лёвкина рука уже сдвинула ворот майки и мнёт мою грудь, перекатывая по ладони затвердевший сосок, а пальцы второй проминают позвоночник, спускаясь к ягодицам. Задираю дрожащими от охватившего нетерпения руками Лёвкину футболку, тоже жадно трогаю его спину, бока, живот, очерчиваю ноготками выраженные косые мышцы, ведущие к паху. И приспускаю ему спортивное трико, чтобы сквозь ткань боксеров очертить уже полностью вставший член, тут же дернувшийся мне в ладонь.

Лёвка прикусывает мои губы в ответ и всасывает нижнюю, глуша тихие стоны. Мужская ладонь по-хозяйски оглаживает бедро, небрежно задирает подол ночнушки почти до самой талии, и Лёвкины пальцы, пройдясь по лобку, с пошлым чмокающим звуком погружаются в меня почти полностью. Насаживаюсь сама, подаваясь навстречу, сосу его язык, то гладя, то царапая спину. Я не могу громко стонать, не могу кричать, даже дышу с опаской, но от этого охватившее возбуждение только острей. Хочется беззвучно, но цепко впиться в него каждой клеточкой, и чтобы поскорее вошёл в меня.

Поэтому, когда в следующую секунду, вместо пальцев меня растягивает твёрдый горячий член, я лишь впиваюсь зубами Лёвке в плечо, жмурясь и чувствуя вкус ткани во рту.

Вся каменею, пока быстро и размашисто трахает, потому что стараюсь не качать стол, и потому что все мышцы мгновенно напрягаются до предела в попытке поймать зудящее удовольствие.

Не дышу. Футболка во рту мокрая от моей слоны и его испарины. Как кляп. Тело звенит натянувшейся струной, белеют пальцы.

Мир качается, оставляя только сбитое обжигающе-мокрое Лёвкино дыхание у меня в волосах, запах общего тягучего возбуждения в лёгких, вакуумные, влажные звуки тесно скользящего во мне члена в барабанных перепонках и раскаляющееся, тягучее наслаждение между ног.

Лёвка тянется одной рукой к ноуту, делает звук громче ещё на пару делений, и в ушах отчетливей взрывается какая-то перестрелка, перекрывая наконец звуки секса, которые кажутся слишком громкими, оказывается, не только мне.

Улучшив нам маскировку, упирается одним кулаком в стол, а второй ладонью крепко обхватывает мою поясницу, прижимая к себе до упора. И ускоряется так, что у меня болезненно немеет вся нижняя половина тела, а кожа на прилипших к столу ягодицах начинает гореть. Я бы болезненно застонала, но могу только кусать собственные губы, крепче вцепляясь в мужскую спину и пряча лицо в выемке у основания Лёвиной шеи, где так концентрированно пьяно ощущается его личный запах.

- Давай-давай-давай...- его сбивчивый шепот на грани слышимости как заклинание воспринимается сквозь наше сдавленное тихое дыхание и грохот спецэффектов в ноуте.

И я хочу, и стараюсь, но не могу кончить, пока не кончает он. Когда же через несколько секунд по Лёвиному телу проходит крупная волна напряжения, а потом он неритмично и резко толкается в меня, выплескивая семя и цедя на выдохе воздух сквозь зубы, чтобы не застонать, то меня словно одеялом накрывает ощущением его острого кайфа. Я будто впитываю его собой. И мне становится так нестерпимо горячо, что лоно тоже спазмирует, жадно сжимая внутри член. Рвано дышим, обнимаясь, гладим друг друга, пока это общее чувство медленно отступает как прибой.

Лёвка успокаивается быстро, заправляя член, и лениво гладя мою спину и покрытые испариной бедра, а меня все равно мелко потряхивает. И это даже не от пережитого оргазма, а от того, что в принципе как-то невероятно хорошо.

- Ты во сколько утром выбегаешь? - бормочет шепотом Лёвка мне куда-то в макушку.

- М? - я вообще пока не готова речь воспринимать, поэтому отвечаю с заминкой, тоже тихо-тихо, - В семь тридцать.

- Хорошо, только попробуй время поменять…А теперь проведешь через дом? А то обратно с подоконника до ветки, я боюсь, уже не допрыгну.

Киваю, всхлипнув от смеха, и зажимаю рот обеими руками в попытке перестать беззвучно хохотать.

38. Лёвка

Гулька должна выходить на пробежку в семь тридцать, но я подрываюсь в шесть утра.

В крови бурлит так, что сразу отрубаю будильник на телефоне, не теша себя иллюзией, что смогу снова заснуть. Растирая будто сухое с недосыпа лицо бреду в душ и там надраиваю себя мочалкой с таким усердием, словно мне надо соскоблить с себя следы тяжкого преступления.

В голове только и жужжит, что нам с Гулико надо нормально поговорить, пока размякаю под упругими струями воды. Хуй знает, о чём на самом деле, но женщины это вроде бы так называют. Надо поговорить…

Если честно, то по мне говорить нам совершенно не о чем.