Искренняя улыбка касается его губ так же, как и каждого сантиметра моей кожи.
— Я так понимаю, ты никогда там не была.
— На Гавайях? — Я смеюсь. — Нет. Никогда. А ты?
Прежде чем он успевает ответить, я закатываю глаза.
— Да. Конечно же, был. Скорее всего, в мире очень мало мест, где ты не побывал.
Он кивает.
Медленная улыбка скользит по моему лицу, и это так приятно. Мне не требуется его одобрения, чтобы путешествовать и исследовать следующую главу моей жизни, но все же я хочу этого. Хочу, чтобы он радовался за меня. Хочу знать, что с ним все будет в порядке.
— Я проведу с тобой Рождество.
Он хмыкает, но это не мешает чему-то, напоминающему удовлетворение, расплыться по его лицу.
— Кроме того… — Я показываю ему идеально завернутый подарок. — Мне необходимо быть там, чтобы присвоить себе эти шедевры.
— Думаешь, их больше впечатлит упаковка, чем подарки?
— Да. Я слышала твой разговор с мамой в прошлом месяце. Вы обменялись списками подарков. Пусть ты не знаешь, что именно получишь, но это точно что-то из того списка. Так что реакция на сюрприз будет в лучшем случае вялая. Но упаковка… — я шевелю бровями, — идеальна.
— Ох, Эм… — он ухмыляется, прежде чем повернуться и исчезнуть в коридоре. — Я не
Эм…
Он никогда не называл меня Эм. Все зовут меня Эм, кроме него. До сегодняшнего момента. Как ему
Я могла бы быть… возможно… на пороге нового приключения, которое начнется на Гавайях — рискнуть и погрузиться в жизнь, о которой всегда мечтала. Но… я хочу эту работу еще и из-за отчаянной необходимости сбежать от этих чувств. Чувств, которые я испытываю к
ГЛАВА 20
— Я нервничаю, — говорит Эмерсин, когда мы подъезжаем к круговой дорожке, ведущей к дому моих родителей, расположенного по соседству со старинными домами с просторными участками.
— Не надо.
— Они живут в особняке.
Я усмехаюсь, глуша двигатель своего седана «Мерседес».
— Это не особняк, но он принадлежит нашей семье уже три поколения.
В режиме ленивца Эмерсин открывает дверцу и выходит. Ее челюсть волочится по земле, когда она таращится на белый двухэтажный дом с шестью увитыми гирляндами колоннами, обрамляющими вход. В нескольких футах от окрашенной в черный цвет двери висит огромный светильник, украшенный пышным сосновым венком с ветками остролиста.
Для меня все это — просто
Эмерсин больше не друг Сюзанны; она мой друг. И моя жена. Не объект благотворительности. Она некто больше. Этому определению
— Поможешь мне отнести подарки? Или ты слишком занята, прудя в штанишки и стуча зубами от страха? — дразню я Эмерсин.
Она бросает на меня свой лучший суровый взгляд, прежде чем нагрузить руки подарками.
— Дыши, Эмерсин. Ты же их знаешь, а они знают тебя.
— Как горничную. Горничные не присутствуют на семейных рождественских праздниках своих клиентов. — Она следует за мной до входной двери.
— Ты моя соседка по комнате. Мы друзья. Вот, кем они тебя считают. Обещаю, сегодня тебе не придется мыть посуду или заниматься физическим трудом.
— Я все равно буду помогать. Это просто проявление хороших манер.
Балансируя грудой подарков на приподнятом колене, бросаю на нее быстрый взгляд, прежде чем открыть дверь.
— Твоя роль — быть моей гостьей. Никаких тебе тарелок этим вечером.
— С Рождеством! — Родители встречают нас в фойе вместе с моим братом.
Они не знают, что мы женаты, но мысленно Эмерсин сходит с ума. Я вижу это по ее лицу.
— С Рождеством. Большое спасибо за приглашение, — благодарит она дрожащим и робким голоском.
Аарон и отец принимают у нас подарки.
— У вас такой красивый дом. — Эмерсин снимает легкое пальтецо.
Я беру его у нее еще до того, как она успевает его снять полностью.
— Спасибо, — шепчет она, оглядываясь на меня.
Я подмигиваю, надеясь этим успокоить ее мысли. Подмигивание, которое говорит: «просто расслабься». Но ее широко распахнутые глаза дают понять, что мое подмигивание никак не помогает ей расслабиться.
Она краснеет.
Вероятно, подмигивание стало неправильным шагом.
— Мы очень рады, что ты присоединилась к нам, — говорит мама, обнимая Эмерсин.
Эмерсин впивается пальцами в мамину спину и держится изо всех сил… будто ей жизненно необходимо это объятие.
— Ты в порядке? — спрашивает мама, отстраняясь от Эмерсин и держа ее на расстоянии вытянутой руки.
Эмерсин кивает и быстро вытирает уголки глаз.
— Ага. Извините, Сесилия. В праздники я становлюсь немного сентиментальной. Только и всего. Кстати, мне нравятся ваши серьги.
Мама дотрагивается до сережек и усмехается.
— Спасибо, — благодарит она почти с легким удивлением. — Проходи, милая. Давай нальем тебе выпить.