До рая подать рукой

Она прочитала отрывок из книги «Практическая этика», в которой Питер Сингер из Принстонского университета оправдывал убийство новорожденных с таким не столь уж серьезным заболеванием, как гемофилия: «Когда смерть младенца с пороком развития приводит к рождению другого младенца с большими перспективами счастливой жизни, полный объем счастья будет больше, если убить неполноценного младенца. Потерю счастливой жизни для первого младенца перевесит обретение счастливой жизни вторым. Таким образом, если убийство младенца-гемофилика не оказывает неблагоприятного воздействия на других… логично и правильно его убить».

Микки пришлось встать и уйти от всего этого. Ярость переполняла ее энергией. Она не могла сидеть. Ходила взад-вперед, сгибая и разгибая руки, сбрасывая энергию, пытаясь успокоиться.

Как ребенок, перепуганный, но по-прежнему тянущийся к историям о призраках и чудовищах, она вернулась к компьютеру.

Сингер однажды предложил считать убийство младенца этичным, если родители считают, что оно послужит интересам семьи и общества. Далее, он заявил, что младенец не становится личностью на первом году жизни, таким образом перебрасывая мостик к идее, что убивать младенца этично не только при рождении, но и значительно позже.

Престон Мэддок полагал, что подобное убийство этично до того момента, как дети начитают разговаривать. Скажи «папа» или умри

.

Большинство биоэтиков поддерживали «контролируемые» медицинские эксперименты на психически неполноценных субъектах, или на людях в коматозном состоянии, или на младенцах-отказниках, вместо животных, указывая, что обладающие самосознанием животные могут испытывать душевную боль, тогда как психически неполноценные, коматозные и младенцы – нет.

Спрашивать психически неполноценных о том, что они думают по этому поводу, согласно этой философии, нужды, разумеется, не было, потому что они, как младенцы и, конечно же, другие «минимально знающие люди», являлись личностями, которые не имели морального права требовать себе место в этом мире.

Микки хотелось начать крестовый поход, чтобы объявить биоэтиков «минимально знающими», поскольку в них не чувствовалось ничего человеческого и они в большей степени подпадали под категорию нелюдей, чем малые, слабые и больные, которых они призывали убивать.

Мэддок являлся лидером… но одним из нескольких… движения, которое хотело использовать «обоюдоострые биоэтические дебаты и научные методы» для определения минимального ай-кью, необходимого, чтобы вести полноценную жизнь и быть полезным обществу. Он полагал, что порог значительно выше, чем «ай-кью больных с синдромом Дауна», но при этом добавлял, что после определения минимального ай-кью общество не должно немедленно избавляться от ныне живущих тугодумов. Скорее, говорил он, «это попытка прояснить наше понимание, а что же такое полноценная жизнь», то есть получить знания, которые окажутся неоценимо важными к моменту, когда наука сможет точно предсказывать ай-кью у младенцев.

Да. Конечно. И экспериментальные лагеря в Дахау и Освенциме строились не для того, чтобы использовать их. Просто хотелось посмотреть, можно ли их построить, будут ли они представлять собой архитектурную ценность.

Поначалу, бродя по сайтам биоэтиков, Микки думала, что эта культура смерти не представляет собой ничего серьезного. Это, должно быть, игра, участники которой состязались, кто покажет себя самым шокирующим, самым нечеловечески практичным, самым холодным и сердцем, и умом. Конечно, это могли быть только фантазии.

Узнавая, что эти люди жили и действовали исходя из своей философии, она не сомневалась, что серьезно их могли воспринимать только в своем узком кругу, находящемся на периферии академического мира. Но очень быстро она обнаружила, что они находятся на передовых рубежах, в центре внимания. В большинстве медицинских школ биоэтика входила в состав обязательных дисциплин. Более тридцати ведущих университетов предлагали дипломы по биоэтике. Принимались бесчисленные законы, федеральные и штатов, подготовленные при непосредственном участии биоэтиков и направленные на то, чтобы именно специалисты по биоэтике становились моральными и легальными арбитрами, выносящими решение, кому жить, а кому умереть.