До самого рая

В 22:20 я встала. На мне была простая черная рубашка и брюки, как велел Дэвид. Я повесила сумку на плечо. В последнюю минуту я положила туда свои документы, которые, по словам Дэвида, брать не стоило: я подумала, что они могут понадобиться, если меня остановят по дороге к берегу. Потом снова вытащила их и спрятала под подушку. Я подумала о чашке Петри с мизинчиками, которую теперь никогда не смогу унести с работы.

– Прощайте, мизинчики, – сказала я вслух. – Прощайте.

Сердце колотилось так часто, что было трудно дышать.

Я заперла квартиру в последний раз и просунула ключи под дверь.

И вот я вышла на улицу и шагала на запад, почти как двое суток назад. Луна светила так ярко, что, даже когда лучи прожекторов повернули в сторону, я по-прежнему видела, куда иду. Дэвид сказал, что после 21:00 большинство Мух перенаправят в другие места – сосредоточат вокруг больниц и пошлют в густонаселенные районы, где они будут вести наблюдение в ожидании завтрашнего объявления; и действительно, я заметила только две-три Мухи, а их привычное гудение сменилось тишиной.

Я добралась до берега к 22:45, выбрала сухое место и села на землю, чтобы не расхаживать туда-сюда. Света здесь не было совсем. Даже фабрики за рекой были погружены в темноту. Единственным звуком был плеск воды, которая билась о бетонные стены набережной.

Потом я услышала едва различимый шум. Он напоминал шепот или свист ветра. А после этого увидела едва заметный кружок желтоватого света, который, казалось, парил над рекой, как птица. Вскоре он стал больше и отчетливее, и я поняла, что это маленькая деревянная лодка, какие я видела на картинках: люди переплывали на таких лодках через Пруд, когда он еще был настоящим прудом.

Я встала, и лодка причалила. В ней сидели два человека, одетые в черное, и один из них держал фонарь, который опустил, когда лодка приблизилась к берегу. Даже их глаза были закрыты тонкой черной сеткой, и я почти не могла разглядеть их в слабом свете.

– Кобра? – спросил один из них.

– Мангуст, – ответила я.

Говоривший протянул мне руку, я шагнула в лодку, которая закачалась под моими ногами, и я испугалась, что упаду за борт.

– Сидите здесь, – сказал он и помог мне втиснуться между ним и вторым гребцом, и когда я присела и съежилась, стараясь занимать как можно меньше места, они накрыли меня брезентом. – И чтобы ни звука, – сказал он, и я кивнула, хотя он все равно не смог бы это увидеть. А потом лодка отчалила, и я слышала только плеск весел, рассекающих воду, и дыхание гребцов.

Когда Дэвид сказал, что не будет встречаться со мной на берегу, я спросила, как я пойму, что люди, которые пришли за мной, именно те, кого я жду. “Ты поймешь, – сказал он. – В это время на берегу больше никого нет. Да и в любое другое время тоже”. Но я сказала, что хочу знать наверняка.

Через две недели после того, как мы с мужем поженились, в нашем доме устроили рейд. Это был первый рейд после того, как дедушки не стало, и я была в таком ужасе, что не могла перестать стонать, стонать, и бить руками по воздуху, и раскачиваться из стороны в сторону. Муж не знал, что со мной делать, и когда он пытался поймать мои руки в свои, я его отталкивала.

В ту ночь мне приснилось, что я вернулась домой с работы, готовлю ужин и слышу звук поворачивающегося в замке ключа. Но когда дверь открылась, это был не мой муж, а отряд полицейских: они кричали и приказывали мне лечь на пол, а их собаки с лаем бросались на меня. Я проснулась оттого, что звала дедушку, и муж принес мне воды, а потом сидел рядом, пока я не заснула снова.

На следующий вечер я готовила ужин, когда услышала скрежет ключей в замке, и хотя, конечно, это был всего лишь муж, я так испугалась, что уронила кастрюлю с картошкой на пол. Когда муж помог мне вытереть картошку от грязи и мы сели ужинать, он сказал:

– У меня есть идея. Давай придумаем пару кодовых слов, которые надо произнести при входе в квартиру, чтобы каждый из нас знал, кто за дверью? Я назову свое кодовое имя, а ты свое, и тогда мы оба поймем, что мы действительно те, за кого себя выдаем.

Я задумалась.

– А какие это будут слова? – спросила я.

– Так, – сказал мой муж, подумав. – Ты можешь назваться, например, коброй. – Наверное, вид у меня был удивленный или обиженный, потому что он улыбнулся. – Кобры очень свирепые. Они маленькие, но быстрые, а их укус смертельно опасен.

– А кем будешь ты? – спросила я.

– Сейчас решим, – сказал он, и я наблюдала за тем, как он думает. Он любил зоологию и любил животных. В тот день, когда мы с ним познакомились, по радио сообщили, что магеллановы пингвины официально признаны вымершими, и мужа эта новость огорчила: он сказал, что они прекрасно умели приспосабливаться, лучше, чем мы думали, и были человечнее, чем мы думали. Когда они заболевали, сказал муж, то уходили из своей колонии, чтобы умереть в одиночестве и чтобы никто из сородичей их не видел.