Я прихлебываю слишком горячий чай. Меня опять сковывает ужас.
Не знаю, что делать. Хмурюсь. Тоже склоняю голову в немом вопросе.
Кэрол глядит на меня целую вечность, затем моргает и отводит глаза.
– Иди спать, Бет!
– Нет! Договаривай, раз начала. Чего мне лучше не знать?
– Кто отец ребенка…
В левом глазу Кэрол набухает слезинка. Она катится по щеке, однако Кэрол ее словно не замечает. Не смахивает. Если бы слезинка катилась по моей щеке, я обязательно смахнула бы.
Кэрол не двигается. Слезинка падает на воротник рубашки.
– Не было соседского парня…
Я крепко сжимаю губы. Затаиваю дыхание.
В правом глазу тоже слезинка.
– Это случилось в твоем доме, Бет. В тот день, когда вы с мамой и Салли пошли в фермерский магазин. А я простудилась. Помнишь? Когда я приехала погостить и простудилась.
Я словно перемещаюсь во времени. Я прекрасно помню. Мы пошли в магазин. Я, мама и Салли пошли покупать тыкву для супа. Кэрол осталась дома.
О чем она говорит? Я напрягаю мозги, хмурюсь.
Что, черт подери, она пытается сказать?..
Нет, это слишком! Я слышу звук пощечины и одновременно вижу, как мотнулась вправо голова Кэрол. Ладонь горит после удара.
Глава 49
Ночь долгая, душная. Я не могу уснуть.
Возвращаюсь к себе и лежу на кровати в темноте, прокручивая сцены из прошлого. Где-то кричит сова. Один раз. Другой. Или это эхо?
Поднимаюсь с постели. Хожу из угла в угол, изможденная и встревоженная. Пытаюсь открыть окно пошире, чтобы послушать сову, однако рама зафиксирована. Не поддается.
Хватаюсь за нижний край. Дергаю изо всех сил. В номере душно, мне просто необходим глоток свежего воздуха. Я хочу услышать сову. А лучше –
Я сдаюсь. Отворачиваюсь от окна, прислоняюсь спиной к стене и медленно сползаю на пол. Слез уже не осталось – все выплаканы. В теле нет жидкости. Я иссохла.
С удивлением отмечаю, что я так и не разделась. Я чувствую себя грязной. Потной. Рядом на полу моя сумка, оттуда торчит письмо Жаклин. Вот бы вернуться назад. Стать той Бет, которая стоит на кухне, держит конверт с волнистым штампом и ничего еще не знает.
Быть той Бет, которая
После того как я ее ударила, Кэрол налила нам обеим бренди.
Я не хотела давать ей пощечину. Просто боялась услышать… Словно если не дам сказать, то каким-то образом предотвращу…
Сначала я решила – она выдумывает. Очерняет мою семью. Наговаривает – только непонятно зачем. Сделать больно? Разрушить мне жизнь?
По лицу Кэрол, по красному следу от моей руки текут слезы, я заглядываю ей в глаза и понимаю – она не врет.
Потом я подумала на Майкла. Это было бы ужасно – мой шестнадцатилетний, в крайнем случае семнадцатилетний брат – отец ребенка Кэрол. Крошечной девочки, которая умерла в тот день в ванной комнате. Лужа крови… Ракушки…
В голове не укладывалось. Неужели Майкл?.. Мы молчали, я прокручивала в голове события прошлого. Даты… Не сошлось!
Нет! В тот раз, когда девочки гостили у нас и мы пошли в фермерский магазин, Майка не было дома! Он уехал к лучшему другу в Оксфордшир.
Тогда получается…
– Ничего не понимаю! Майкла тогда не было! Что ты имеешь в виду, Кэрол? Говори, как есть!
– Я не про Майкла…
Мне хотелось схватить ее за плечи и трясти.
Кэрол поморщилась, словно прочла мои мысли, и я устыдилась, вспомнив про Неда. Про синяки.
– Ты уверена, что тебе нужно знать, Бет? Всю правду… Если хочешь, я уеду. Возьму Томаса и уеду.
Захожу в ванную, включаю душ на полную мощность. Срываю одежду, встаю под жесткие струи, ощущаю горячее покалывание, слышу шум воды, снова и снова прокручиваю рассказ Кэрол.
Я кивнула. Сказала – уверена, хочу знать. И Кэрол рассказала…
В тот вечер, когда мы с мамой и Салли ушли в фермерский магазин за тыквой для супа, Кэрол взяла блокнот и теплый чай с лимоном и устроилась в летнем домике в саду. Погода была сырая, и моя мама решила, что долгая прогулка усугубит простуду, поэтому рекомендовала Кэрол остаться. В летнем домике горел камин, было тепло и уютно.
Кэрол сказала – папа пошел за ней, и она поначалу обрадовалась. Это было через какое-то время после доски предсказаний.
Я перебила, сказав, что доска предсказаний – не послание от ее отца, а злая шутка Мелоди. Кэрол сказала – это сейчас не важно. Просто она скучала по своему папе и тогда, в летнем домике, положила голову на плечо моему отцу.
Она показала моему папе наброски – ромашки под одним из садовых деревьев. Он похвалил рисунки. А потом вдруг обхватил ее обеими руками и крепко прижал. Она испугалась, попыталась вырваться. Он начал целовать ее, твердить, что она очень красивая.
Кэрол говорила спокойно и ровно, словно впала в транс.