До самой сути

Она заметила, что у Доналда нет обручального кольца. Может быть, пришлось продать?

— Да. Трое детей.

— Далеко отсюда живете?

Что побудило Пи-Эм ответить за брата? Боязнь, как бы тот не ляпнул лишнего?

— В Огайо.

Эшбриджи принялись мыть посуду. Время от времени Нора насмешливо косилась на мужа.

— Странно! — продолжала она. — Иногда у меня такое чувство, словно я знаю вас давным-давно. Вы не обижаетесь? Я все спрашиваю себя: не встречались ли мы где-нибудь? Вы не жили в Лос-Анджелесе?

С первым мужем она ежегодно проводила там несколько месяцев.

— Никогда. Был лишь проездом.

— Этого достаточно.

— Но всего две недели назад.

— Тогда другое дело. Может быть, вы просто напоминаете мне кого-то.

Она что, нарочно? Неужели успела подметить фамильное сходство между ним и Пи-Эм?

Братья были примерно одного роста и сложения.

Правда, линии, которые у старшего всегда отличались известной расплывчатостью, а теперь и вовсе округлились, у Доналда остались сухими и четкими. Зато в глазах у Пи-Эм — уверенность в себе, подчас наигранная и настороженная, а у младшего — простоватая наивность. Глаза у него посветлее, взгляд порой словно блуждает в пространстве.

— Давайте так: мне мыть, вам вытирать.

— А я, с вашего позволения, предпочел бы наоборот.

— Почему?

— Жирная вода не вызывает у меня отвращения, а женщин от нее мутит.

— Слыхал, Пи-Эм?

Как тут не услыхать! По воскресеньям Нора всегда моет посуду, а он вытирает.

Его жена и Доналд уже сообщники, и молчаливый их Сговор направлен против него.

Час назад то же самое было с маленькой Лил Ноленд.

Обе они богаты: у одной наследство от отца, у другой — от первого мужа. Они умны, независимы и сознают это, особенно Нора. Они вполне способны вообразить, что купили себе мужей, да в глубине души, вероятно, так и думают.

И вот теперь, когда им встретился мужчина, о котором они ровно ничего не знают, но у которого зато печальный вид, Нора поднимается ни свет ни заря, моет посуду, держится, с одной стороны, преувеличенно любезно, с другой — агрессивно, а Лил Ноленд собирает у себя всю долину, лишь бы заполучить Доналда, и, вопреки обычной своей бесхитростности, начинает играть на обаянии.

Пи-Эм так и подмывало проверещать на манер их обеих, на манер Милдред, на манер всех прочих гусынь:

«У него такой печальный вид!»

Да, да, неудачник! Слабый человек! Субъект, который побоялся взглянуть жизни в лицо и честно, по-мужски принять На себя ответственность.

Пи-Эм не побоялся.

У них одна мать, и — что греха таить! — пила она так, что старому Эшбриджу приходилось иногда по несколько дней держать ее взаперти, иначе все его пузатые бутылки с виски оказались бы пустыми.

Одним словом, они одной крови. И стартовали тоже ноздря в ноздрю.

Интересно, Эмили пьет? Да нет, вздор! Разве она была бы в таком случае тем, чем стала?

А он, Пи-Эм, житель долины, слывущей самым разгульным местом во всей Аризоне, не ленится после третьего стаканчика слезть с табурета, пересечь весь бар и посмотреться в зеркало, чтобы решить, можно ли себе позволить последний глоток двойного бурбона.

Правда, потом он, случается, заворачивает на холм. Но от этого никто не страдает, а если он сам на обратном пути чувствует отвращение к себе и едва осмеливается положить оскверненные руки на руль машины, — это его личное дело.

3

Нора скомандовала:

— А теперь, мальчики, марш одеваться. Я обещала Лил привезти вас не позже чем через час.

Она сделала еще одно. Это мелочь и не столь уж неожиданная с ее стороны, но все-таки очень показательная. В ту секунду, когда Доналд собирался захлопнуть дверь своей комнаты, Нора крикнула:

— Погодите-ка!

Сбегала к себе и принесла блок сигарет.

— Это чтоб вам не надо было «стрелять».

Как все происходило дальше? Пи-Эм разделся и встал под душ. Принять горячую ванну у него не хватило духу.

Его ванная сообщалась с ванной при комнате для гостей.

В тот момент, когда он задергивал занавеску душа, дверь наверняка была закрыта. Впрочем, стоит ли обращать внимание на маловажные детали? Правда, это всегда было ему свойственно, но не до такой же степени!

Важно другое, хотя, в сущности, и это пустяк. Неожиданно он увидел у себя в ванной Доналда, голого, мокрого, с большим голубым полотенцем через плечо. На полотенце был вышит вензель «Ранчо М-М».

Три ранчо в долине, в том числе нолендовское, располагали плавательными бассейнами. Собирались там небольшими группами. Мужчины раздевались с одной стороны, женщины — с другой. И Пи-Эм никогда не испытывал стеснения, расхаживая нагишом в присутствии приятелей.

А вот на этот раз ему стало так же не по себе, как ночью, когда брат разделся при нем. Неприятно во всем этом было и другое, что он не мог еще четко сформулировать, но от чего постоянно мрачнел: у него отнимали всякую инициативу. Вернувшись с реки, он застал Нору и Доналда за дружеской болтовней в кухне. Нора уже обращалась к гостю по имени, которое считала подлинным. Во время завтрака она раз десять назвала его Эриком.

«Идите сюда, Эрик. Мы займемся посудой, а Пи-Эм посидит у приемника. Он целый день будет больной, если не послушает последние известия».