До свидания, Рим

С Бетти тоже было нелегко: ее указания зависели от минутных капризов, и список наших обязанностей рос и менялся с каждой неделей. Вскоре в доме появились две собаки, кошка и несколько канареек, и нам пришлось угождать не только детям, но и животным. На черной лестнице и в комнатах прислуги то и дело раздавались приглушенные жалобы, а через пару дней у дверей уже стоял чемодан, и очередная расстроенная горничная с каменным лицом говорила нам «до свидания».

В то утро на кухне стоял такой тарарам, что мы не сомневались, кто уйдет следующим: крики повара наверняка слышала даже Бетти, хотя ни словом о них не обмолвилась.

– Вареные креветки! – гремел он. – Салат без уксуса! Одна-единственная хлебная палочка гриссини! Бифштекс без приправ! И так каждый день! И ради этого я получал образование? Я готовлю нежнейшие ньокки, рагу, от которого в груди замирает сердце! Карузо был бы счастлив попробовать мой ризотто-алле-вонголе! А что просит у меня он? Обезжиренный сыр! Porca miseria![24]

Когда экономка попыталась его утихомирить, повар с такой силой треснул одной кастрюлей о другую, что испуганная женщина спаслась бегством.

– Обезжиренный сыр! Да где это слыхано?! – кричал он ей вслед.

Повара звали Филиппо Пепе, но все обращались к нему просто Пепе. Никому из нас не хотелось, чтобы он ушел. Внешность у Пепе была яркая: пронзительные темные глаза, слегка крючковатый нос и кудри цвета вороного крыла, выбивающиеся из-под неизменного белого колпака. Ну а завтраки, обеды и ужины в его исполнении считались у прислуги главным событием дня.

Пепе готовил сытную пищу, от которой сил хватало на целый день: ризотто с таким обилием соуса, что капало с ложки, спагетти-алла-карбонара с копченой грудинкой, толстые полые макароны с оссобуко в наваристом бульоне. Каждое утро нас манили на кухню аппетитные запахи, а когда мы собирались вокруг стола, неизменно повисало напряженное молчание: всем не терпелось узнать, что же окажется под крышкой бурлящей на плите кастрюли.

У Пепе вкус даже самых обычных продуктов начинал играть по-новому – понятия не имею, как он этого добивался. Простой томатный соус, немного тертого пармезана, спагетти, приготовленные «альденте», пучок листьев рукколы, и мы съедали все подчистую, собирая каждую капельку соуса куском хрустящего, только что испеченного хлеба. На вилле Бадольо я ела блюда, которых никогда раньше не пробовала: золотистый шафрановый суп со сладковатым мясом моллюсков, домашний хлеб с чесноком и шалфеем. Представляю, каково было сеньору Ланца сознавать, что слуги едят вкуснее и сытнее его самого. Да и повар, похоже, страдал ничуть не меньше хозяина.

Меня невольно тянуло на кухню к Пепе, и я постоянно заглядывала туда под предлогом, что хочу отнести Бетти чего-нибудь выпить и перекусить или просто налить себе стакан воды. Эта просторная комната напоминала теплое сердце всего дома. На одной стене висели кастрюли, на другой – разнообразные приспособления, чтобы измельчать, смешивать, преобразовывать и выжимать сок.

Мне нравился Пепе. Он серьезно относился к своей работе и иногда смотрел на еду так, как другие мужчины смотрят на женщин.

Тем утром Пепе сидел на кухне, обхватив голову руками, и бормотал:

– Рыба на пару, стручковая фасоль и эспрессо без единой крупицы сахара. Разве можно так жить? Как он это выносит?

– Синьор Ланца проходит курс похудения, – сказала я. – Вот закончатся съемки, и он опять начнет есть как следует.

– Уйди, – сердито ответил Пепе, – и не говори о том, чего не знаешь.

– Но это правда, – не отступала я. – Мне сказала сама Бетти.

– Дай-ка я задам тебе один вопрос. – Пепе встретился со мной взглядом. – Сколько я уже здесь? Три недели? Четыре?

– Четыре, кажется.

– И за все это время синьор Ланца хоть раз съел что-нибудь просто для удовольствия?

– Он должен употреблять не больше пятисот калорий в день – так распорядился доктор Симонс. Синьор Ланца ест для поддержания сил, а не для удовольствия.

– А кто такой этот доктор Симонс?

Я повторила то, что слышала от Бетти:

– Один из ведущих диетологов в Европе. Очень уважаемый человек. Синьор Ланца худеет под его руководством.

Пепе поднялся на ноги. Он был гораздо выше меня, а когда оперся своими большими руками о стол, старая сосна заскрипела.

– А этот доктор Симонс разбирается в еде? Ну-ка, ответь.

– Не знаю. Думаю…

– Он понимает, что в жизни очень мало радостей и только одна из них неизменна – еда? – перебил Пепе. – Три раза в день мы можем немного себя побаловать – на завтрак, обед и ужин. Зачем добровольно отказываться от удовольствия и питаться одним кофе без сахара и сухими хлебными палочками, если можно есть все, что душе угодно?

– Это же временно…