Читаем До свидания, Рим полностью

– Нам завтра репетировать, – напомнил ему Коста. – Похмелье тебе ни к чему.

Прижимая бокал с шампанским к груди, Марио покачал головой:

– Даже не знаю, стоило ли все это затевать. А вдруг я забуду на сцене слова? Я просто схожу с ума от волнения.

– Ты отлично знаешь все песни. Мы хорошо их отрепетировали. Ничего ты не забудешь, – убеждал его Коста.

– А вдруг я впаду на сцене в ступор? Ты произноси на всякий случай слова, пока будешь дирижировать, тогда я смогу читать по губам. Пообещай, что так и сделаешь.

– Хорошо, как скажешь. Только не надо больше пить, очень тебя прошу.

– Да, послушайся Косту, – попросила Бетти.

– Немного вина певцу только на пользу – расслабляет связки, – заявил Марио, наливая себе еще.

После пары бутылок шампанского Марио пришел в возбуждение, потом у него начал заплетаться язык, и наконец он уснул. Измотанная событиями дня, Бетти решила не ужинать и тоже лечь спать. Так и получилось, что тем вечером я сидела за ужином вдвоем с Костой в огромном обеденном зале отеля, где играл струнный квартет, а по стенам висели зеркала и стояли кадки с пальмами. Коста заказал обильно политые соусом бифштексы, хрустящий жареный картофель и шпинат, тушенный со сливками, и попросил официанта принести мне еще бокал шампанского. Я с опаской смотрела на приятно пузырящийся светло-золотистый напиток и не решалась к нему притронуться, вспоминая, как он подействовал на Марио.

– Почему он столько пьет? – спросила я.

– Я сам часто ломаю над этим голову, – признался Коста. – Не думаю, что Марио алкоголик, ведь пьет он не постоянно, а только когда хочет уйти от реальности. Наверное, спиртное помогает ему забыться, пусть и ненадолго.

Мне вспомнилось, как после второго бокала в баре на углу по телу разлилось приятное тепло и все внутри словно бы расслабилось.

– Сможет он завтра петь?

– Надеюсь, – угрюмо ответил Коста. – Другое дело, в каком состоянии он будет в день концерта… Марио выходит на сцену впервые за семь лет. Кто знает, как все пройдет? Многим не понять, но певцы постоянно боятся, что голос их подведет. И тут Марио ничем не отличается от других.

– Такое правда может случиться? – с беспокойством спросила я.

– Не исключено. В конце концов, голосовые связки – те же мышцы. Они могут распухнуть, потерять эластичность, их можно перенапрячь или потянуть, как любую другую мышцу. Когда Марио выйдет на сцену и откроет рот, чтобы спеть самую первую ноту, его будет терзать страх. А вдруг голос прозвучит слабо или сорвется на верхней «до»? Что, если дар его покинет?

The World Is Mine Tonight[37]

Репетиция на следующий день прошла довольно сносно: Марио помнил все слова, а голос не подводил его даже на верхних нотах. Но едва мы вздохнули с облегчением, как на нас обрушилась новая беда: Марио прочел то, что написали о нем в английских газетах. Большинство журналистов не стеснялось в выражениях и называло синьора Ланца толстым, присовокупляя к этому и другие столь же нелестные эпитеты – грубый, взбалмошный, мелочный.

Пытаясь заглушить волнение и досаду, Марио пил с заходившими в гости друзьями, с официантами, а если рядом никого не оказывалось, то и один. Днем и ночью в номер семьи Ланца доставляли шампанское.

От выпитого Марио становилось только хуже. Я не раз видела, как он поднимает бокал и, обращаясь к Косте и мистеру Причарду, мрачно произносит вместо тоста итальянскую пословицу: La vita и breve, la morte vien – «жизнь коротка, а смерть близка». Кажется, в глазах у него даже стояли слезы.

Пусть Марио безжалостно травил организм алкоголем, голос свой он берег как зеницу ока. За пару дней до концерта хозяин почти перестал разговаривать, чтобы дать связкам отдохнуть, общался с нами только шепотом или писал в блокноте, полоскал горло аспирином и обертывал шею шарфом. Для самого Марио, для Бетти с Костой, даже для меня не было ничего важнее его голоса, и каждый из нас по-своему заботился о нем.

В концерте принимал участие не только синьор Ланца, но и другие звезды, в том числе американская актриса Джуди Гарленд. Но мне было не до нее: я видела, что волнение Марио стремительно нарастало. Мы считали часы и минуты до его выхода на сцену, молясь, чтобы все прошло хорошо и его приняли так, как он того заслуживает.

Наконец великий день настал. В платье и ожерелье Бетти я сидела рядом с ней в автомобиле, который быстро доставил нас к «Палладиуму». Мы обе молчали, хотя думали наверняка об одном и том же: а вдруг что-нибудь пойдет не так? Что будет тогда с Марио?

В зале театра, на красных бархатных креслах, сидели тысячи людей, и все жаждали увидеть знаменитого Марио Ланца, услышать и придирчиво оценить его. И вот он предстал перед ними – одинокая фигурка в смокинге посреди огромной сцены. Лицо у него немного опухло, круги под глазами стали заметно темнее. Ожидая, когда заиграет музыка, Марио нервно проводил рукой по лбу, словно утирая пот, и смущенно переступал с ноги на ногу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза