До свидания, Рим

То выступление Марии Каллас в римском оперном театре вошло в историю. С первых же нот стало ясно, что великая дива не в форме. Мы с Пепе сидели в напряжении, не зная, долго ли еще она сможет выдавливать из себя звук. Мы оба потрясенно молчали, а вокруг раздавались злорадные насмешки. Когда Каллас пыталась достать верхние ноты, голос ее не слушался, дрожал и срывался. Это было фиаско.

Когда после первого акта дива отказалась снова выйти на сцену, Пепе нисколько не удивился. Зато в публике творилось нечто невообразимое: люди бесновались и требовали, чтобы им вернули деньги за билеты, а Каллас немедленно покинула Рим. Если бы певица появилась в эту минуту перед зрителями, ее жизнь, думаю, была бы в опасности.

– Именно этого и боится синьор Ланца, – сказала я, пока мы с Пепе пробирались сквозь толпу перед театром.

На следующий день в газетах появились самые разные слухи: якобы накануне выступления Каллас допоздна пила в ночном клубе шампанское и наутро могла разговаривать только шепотом. Она просила, чтобы ее кто-нибудь подменил, но художественный руководитель театра не нашел другой певицы. Мы с Пепе разложили газету на кухонном столе и внимательно читали, не сомневаясь, что этажом выше тем же занимается и Марио.

– Через несколько дней синьор Ланца должен выйти на сцену и петь, – сказала я. – Что, если он откроет рот, а голос не зазвучит? Или будет дрожать, как вчера у Марии Каллас?

Пепе нахмурился:

– Тогда его карьере придет конец – как с Каллас.

– Это так жестоко!

– Она оступилась, – просто сказал Пепе, – а люди ошибок не прощают.

Я ожидала, что Марио будет не в духе, но вышло как раз наоборот. Разгоряченный выпитым пивом, он отказался репетировать с Костой и потребовал устроить пирушку. Буквально ворвался на кухню – мы с Пепе едва успели спрятать газету – и объявил:

– Завтра я возьмусь за ум и начну работать, ну а сегодня мы будем пить и веселиться. Эй, Пепе, давайте-ка вместе приготовим целую тонну феттуччине с курицей каччаторе. Что скажете, а?

Мысль о том, что ему придется делить свою кухню с великим тенором, привела Пепе в замешательство. Марио, не замечая его реакции, налил себе еще пива и с воодушевлением засучил рукава.

– Я буду вашим помощником. Говорите, что нужно делать.

Вместе они порезали лук, поставили готовиться соус для каччаторе и как раз разделывали пару кур, когда в дверь заглянула Бетти.

– У нас что, вечеринка? – спросила она.

– Еще какая! – ответил Марио.

Никто из нас не упоминал о Марии Каллас. Близкие гастроли мы тоже не обсуждали, даже когда к нам присоединился Коста. Марио хотел говорить только о еде – какие блюда он знает, а какие ему еще предстоит попробовать.

– В Англии придется жить на одних ростбифах с жареной картошкой, – со вздохом сказал он Пепе. – Жаль, что вы не едете с нами и не сможете приготовить мне тарелку настоящей пасты.

Мы ели за кухонным столом вместе с Бетти, детьми, слугами и даже шофером. Открыли еще пива, потом кьянти, а напоследок Марио угостил нас густыми сладкими ликерами. От выпитого все раскраснелись, и воздух в кухне звенел от наших громких, пропитанных вином голосов.

Когда стемнело, все начали понемногу расходиться: гувернантки увели детей принимать ванну, Бетти отправилась спать, а экономка вернулась домой к мужу. Наконец ушли горничные, шофер и уборщик, и за столом нас осталось только трое. Под раковиной уже выстроился целый ряд пустых бутылок из-под вина. Пока Марио открывал очередную бутылку, Пепе принес еще еды: кусок пармезана, тонко нарезанную спелую грушу, глубокую тарелку с арахисом. Он угостил Марио сигарой из той коробки, что получил на Рождество, и они принялись болтать, как старые приятели, а я сидела рядом и молча слушала.

– Скажите-ка, Пепе, а почему вы стали поваром? – спросил Марио.

– Ну, готовить я научился мальчишкой – от матери. Она говорила, что повар всегда найдет хорошую работу, и, похоже, была права.

– Наши с вами матери – мудрые женщины. Моя вот всегда знала, что мне быть певцом. Ей приходилось много работать, чтобы оплачивать уроки пения, поэтому у плиты стоял папа. – Марио улыбнулся. – Правда, мама редко бывала довольна его стряпней и не боялась ему об этом сказать. Ну, а сам я тогда мало интересовался едой – меня волновала только музыка.

– У вас всегда был талант, даже в детстве? – спросил Пепе.

– Пожалуй.

Облокотившись на стол, Марио рассказывал нам о том, как в детстве слушал пластинки Карузо и подпевал, если никого не было дома, и уже тогда знал, что готовит ему судьба.

– Все произошло именно так, как я мечтал: разом, без борьбы. Успех пришел быстро и легко. Даже слишком легко.

– Наверняка бывали и трудные времена? – спросил Пепе.

– Конечно. Но у меня все было задом наперед – не как у других. Случались и трудности, и разочарования, однако они пришли уже на вершине, а не во время восхождения. – Марио поболтал вино в бокале и сделал глоток. – Я практически ни о чем не жалею. Я совершал ошибки, но если бы мог прожить жизнь заново, то почти ничего бы не изменил. У меня есть слава, деньги, красавица-жена и дети. Я счастливчик. Настоящий счастливчик.