Я никогда не расспрашивала Кармелу о слышанных ею сплетнях и так и не узнала, кто наговорил Жа Жа гадостей о Марио Ланца. Желание узнать казалось предательством. Да и вообще, кто они такие, эти распускающие слухи люди? Разве они знают Марио так же хорошо, как я? Живут в его доме, видят его жизнь изнутри? Я, а не они, учила детей Марио итальянскому, ездила в его машине и сидела с ним за одним столом. Я, а не они, наблюдала за ним, когда он думал, что в комнате больше никого нет, была рядом в минуты великодушия и тихой радости. Я знала настоящего Марио – человека, который любил делать других счастливыми, каждый вечер пел детям колыбельные и смешил Бетти до слез. Но людям хотелось не таких историй, и они сочиняли собственные.
В Берлине, узнав о смерти Тайрона Пауэра, Марио снова запил, и мы увидели другую его сторону. Однако на каждое падение приходился свой взлет, ведь Марио был настолько же трудным человеком, насколько замечательным.
В Рим мы вернулись в конце ноября. С Марио тут же заключили договор о записи новой пластинки, и со всех сторон на него продолжали сыпаться предложения от кинокомпаний. Говорили мы только о том, что он собирается петь и с кем работать. На вилле Бадольо постоянно проводили деловые встречи, принимали посетителей, подписывали бумаги и устраивали вечеринки. Приходилось работать допоздна, и мне несложно было найти предлог, чтобы не показываться дома. Я написала маме, что вернулась, и послала ей пару кожаных перчаток ручной работы, которые купила в Берлине. Но я держалась подальше от Трастевере и проводила каждую свободную минутку с Пепе.
Большую часть времени я помогала Бетти готовиться к вечеринке, которая должна была стать самой грандиозной на вилле Бадольо. Мы рассылали десятки приглашений, покупали детям новую нарядную одежду, заворачивали подарки и руководили украшением елки – еще более великолепной, чем в прошлом году. Бетти хотелось подать на стол американскую еду – жареную курицу и гамбургеры в мягком белом хлебе с соусом и маринованными огурцами, – и она провела целый день на кухне, показывая, как их лучше всего приготовить. Хотя Пепе держал себя в руках, внутри у него все кипело, и вечером, когда мы, надев теплые шляпы и шарфы, пошли гулять по Риму, он бушевал целый час.
– Она что, думает, я не в состоянии расплющить котлету, поджарить и подать с луком, сыром и томатным соусом? Ты слышала, что она заказала четырехъярусный торт? Ну и во сколько, интересно, он обойдется? Да я бы испек такой за четверть цены, если не меньше!
Последнее время Пепе снова начал хандрить и постоянно ходил с угрюмым видом. Да и теперь он злился из-за этой вечеринки больше, чем следовало бы.
– Денег у Марио с Бетти достаточно, – возразила я, – почему бы им не повеселиться?
– Если бы они не тратили все, что он получает, ему бы, может, и не приходилось столько работать.
– По-моему, им нравится устраивать вечеринки.
– Еще бы, – хмуро ответил Пепе.
Что бы он там ни говорил, вечеринка получилась замечательная: фокусники, клоуны и множество нарядных детей. И все с удовольствием ели приготовленные Пепе гамбургеры. Марио в костюме Санта-Клауса, улыбаясь в ватную бороду, раздавал завернутые мной подарки.
Еще один праздник устроили только для семьи и слуг. Мы снова собрались под елкой, и каждый получил в подарок какую-нибудь приятную мелочь. На следующий день мы поездом отправились в Швейцарию, чтобы устроить себе снежные каникулы. Пепе остался в Италии. Он поехал навестить семью и, возможно, хотел бы взять с собой меня, но я требовалась Бетти: Коллин училась кататься на коньках, мальчишки мечтали ездить с гор на санках, а Марио нужно было как следует отдохнуть перед началом нового трудного года.
Мы прожили в Санкт-Морице совсем недолго. Там было чудесно и очень спокойно; я давно уже не видела Бетти такой беззаботной.
– Как же приятно немного побыть вдали от всех этих репортеров и поклонников, людей, которые вечно крутятся вокруг Марио! – говорила Бетти. – Наконец-то он принадлежит одной мне. Надо чаще устраивать такие поездки.
Марио восторгался Швейцарией, как мальчишка.
– Просто невероятно! Любуешься видом и поверить не можешь, что он настоящий… А следующий оказывается еще красивее!
Марио покупал открытки с видами, которые его так восхищали, и посылал родителям в Лос-Анджелес. На почту их относила я. Английский язык я понимала с трудом, но все же заметила, что каждую открытку он подписывает «Фредди». Я даже не подозревала, что это его настоящее имя. Оказывается, кроме известного мне Марио, существовал еще человек, которым он был до того, как прославиться, и этот человек жил в другой стране и носил другое имя.
В Санкт-Морице я сфотографировала, как вся семья играет в снегу: Бетти – в дубленке, Марио – в меховой шапке-ушанке, которая ему очень шла.
Если бы я знала, что это наше последнее Рождество вместе, праздник был бы испорчен. Но мне казалось, что все мы навеки вросли в жизнь семьи Ланца: я и Пепе, экономка, обе горничные, шофер, гувернантки, уборщик, животные, которых они завели.