До свидания, Рим

Через неделю Бетти немного окрепла, и щеки у нее порозовели – благодаря наваристому бульону Пепе. Она не желала пропустить все веселье и теперь от души радовалась елке, которую доставили на виллу Бадольо. Никогда я не видела такого огромного дерева: его верхушка касалась потолка, а раскидистые ветви величественно расходились в стороны. Под руководством Бетти елку нарядили мишурой, разноцветными шарами и шоколадными конфетами в блестящих фантиках, а внизу положили целую гору подарков, завернутых в золотую бумагу и перевязанных серебристыми ленточками. Бетти приготовила что-нибудь для каждого из нас, но на большинстве свертков значились имена детей. На вилле и так уже была целая комната игрушек: педальных автомобилей, мотороллеров, трехколесных велосипедов и десятков кукол. Теперь нам предстояло найти место и для новых.

Двадцать пятого декабря вокруг елки собралась не только семья Ланца, но и слуги: Марио непременно хотел отмечать всем домом. Я впервые праздновала Рождество не в семье, и мне не хватало наших маленьких обычаев: сладостей, которые мы ели, обмениваясь подарками, и праздничного ужина – ради него мама единственный раз в году соглашалась постоять у плиты. Однако Рождество на вилле Бадольо меня просто ослепило. Комнаты были украшены мишурой и церковными свечами, роняющими в плошки капли воска. На столе стояли блюда с мясными закусками и дорогим сыром и шампанское в серебряных ведерках со льдом. Бетти, в теплой шали и с бумажной шляпой на голове, удобно устроилась в кресле и весело наблюдала, как мы разворачиваем подарки.

В моем свертке оказался голубой шарф из тонкой шерсти – Бетти знала, что мне пойдет этот цвет. Гувернантки получили книги, уборщик Антонио – пластинки с рок-н-роллом, горничные и экономка – вышитые носовые платки, а Пепе – коробку сигар. Должно быть, Бетти заметила, что он любит посидеть в свободную минутку под магнолиями и покурить.

Детям разрешили не ложиться спать гораздо дольше обычного. Когда им надоело возиться с новыми игрушками, Марио опустился на четвереньки и стал катать их на спине. Потом они устали, и он пел им колыбельные, пока Бетти не объявила, что пора в кровать.

В тот день Марио был таким, каким я его любила – веселым и раскованным. Он болтал с Антонио и Пепе, словно со старыми друзьями, шутил и искренне радовался их смеху. Мне тоже хотелось послушать, но, судя по тому, как Марио понижал голос и старательно отворачивался от женщин, шутки эти не подходили для наших ушей.

Прежде чем вечеринка закончилась, Марио спел несколько рождественских песен. Его голос был полон любви и теплоты. Мы тихонько подпевали, Коста, как всегда, аккомпанировал на фортепиано, а Бетти изображала дирижера.

Тем вечером я получила еще один подарок – совершенно неожиданный. Я уже надела пальто, накинула на голову платок, потому что на улице было сыро, и собиралась уходить, как вдруг Пепе вложил мне в руку какой-то конверт и сказал:

– Buon Natale[38].

– Что это?

– Открой и увидишь.

Внутри оказались билеты в оперу. Я удивленно уставилась на них.

– На следующей неделе будет гала-представление «Нормы», – объяснил Пепе. – Синьор Ланца раздобыл билеты уже давным-давно, я хотел сделать тебе сюрприз. Думал, ты обрадуешься. Ты разве не рада?

– Просто не ожидала, вот и все.

– Ты пойдешь?

Я колебалась: мне очень хотелось провести еще один вечер с Пепе, но такая внезапная перемена настроения сбила меня с толку.

– Будет петь великая Мария Каллас. Нельзя пропустить такое, – уговаривал Пепе.

– Ну, если ты правда этого хочешь…

– Конечно, хочу! – Пепе улыбнулся. – Мария Каллас! Мне прямо не терпится!

По пути домой я тщетно пыталась осмыслить, что только что произошло. Почему Пепе ведет себя то дружелюбно, то холодно? Я пыталась найти хоть одну убедительную причину, но так и не нашла.

You Are Love[39]

Позже я слышала, будто синьор Ланца изменял Бетти, волочился за каждой юбкой, платил проституткам, а потом плохо с ними обращался. Могу сказать одно: за все время, что я провела в его доме, ничего подобного я не видела. По-моему, Марио с Бетти обожали друг друга. Он часто к ней прикасался – дотрагивался до руки, целовал в щеку. Оба они обладали взрывным характером, и все же нежности в них было больше, чем раздражения.

Все Рождество и Новый год они были неразлучны. Коста жил в пансионе на Виа Венето и часто к нам заглядывал – пообедать вместе и поболтать. Марио нравилось, когда на вилле бывали гости. Он любил шум голосов и музыку, сигарный дым и веселые шутки. Думаю, он страшился ничем не заполненных дней и пустых комнат.

Начало гастролей назначили на январь. Я слышала, как Марио и Коста обсуждают маршрут: Шеффилд, Глазго, Ньюкасл, Лестер, лондонский «Альберт-Холл», а затем Германия. В душе я сомневалась, хватит ли у Марио сил на такое долгое турне. Бетти уж точно была слишком слаба, чтобы его сопровождать, и мысль о близкой разлуке их тяготила.

– Мне будет так одиноко! – жаловалась Бетти. – И дети станут по нему скучать. Вот бы он мог возвращаться каждый вечер домой, как во время съемок…