До свидания, Светополь!: Повести

Старуха глянула на неё, на её спутников глянула, задержав взгляд на Веронике Потаповне в её белой шляпе, и процедила сквозь зубы:

— Здравствуйте.

Но это не смутило Валентину Потаповну, пребывающую в оптимистичном (найдут! Обязательно найдут!) настроении. Оторвала от веточки ягоду, положила в рот и скривилась — кислая. Вероника Потаповна тоже оторвала, тоже положила в рот и тоже скривилась — ещё сильнее. Выплюнула.

— Фу! Что это она у вас такая?

Смородинщица молчала. Не вызывала доверия у неё эта компания.

— Да уж какая есть, — с добродушием ответила за неё та, что была, видимо, у них главной. — Вы, простите, давно в Калинове?

Это к смородине отношения не имело. Но в шляпе — требовательно:

— Сколько лет вы тут?

— Подожди, Вера, — мягко остановила её главная. И ещё нежнее: — Мы ищем кого‑нибудь из старожилов.

— А что надо?

— Ничего не надо. Ничего! — засияла синенькими глазками Валентина Потаповна. — Поговорить хотели…

— Выяснить кое‑что надо! — отрезала Вероника и с возмущением сделала накрашенными губами «пфу, пфу», потому что кислота все ещё донимала её.

Когда отошли, так и не добившись вразумительного ответа, Валентина Потаповна сделала ей замечание. Или, лучше сказать, попросила (оптимистичное настроение!):

— Не надо так разговаривать с ними.

С ними… Это ненароком выскочившее словечко многое объясняет в отношении наших героев к калиновским старикам и старухам.

Испокон веков существовало различие в жизненном уровне между югом, богатым югом, то есть югом, где есть не только солнце, но и вода, и средней полосой. Наша земля всегда одаривала своих людей легче, щедрей и разнообразней, чем обширные территории к северу от нас, которые мало того что обидела природа, но и в течение долгого времени обделял человек. Легче, щедрей и разнообразней. И ещё изысканней, что следует отметить особо.

Какой светопольский мальчишка даже в самые трудные годы был лишён удовольствия полакомиться персиком или черешней, о которых многие его сверстники на севере (сравнительном севере!) понятия не имели! А слива «ренклод», такая невзрачная на вид, зелёная даже в момент наивысшей зрелости, но сладкая и сочная необыкновенно? Два таких дерева росло у нас во дворе, у Кошелевых. Разумеется, мы не позволяли их замечательным плодам дойти до наивысшей зрелости, но и на полпути к ней или даже несколько раньше, когда молочно–белой была ещё не затвердевшая косточка, они вполне удовлетворяли нас.

В Светополе нет моря, но до него рукой подать, а курортные места во все времена отличались этакой вольностью. Больше, чем куда‑либо, стекаются сюда живые деньги, и больше, чем где‑либо, здесь праздных людей. Отдыхают, жуируют, тянут винцо и пекутся на солнце на наших глазах, вкалывают же где‑то там, нам невидимые. А чем мы хуже?

Я ни в коей мере не хочу бросить тень на моих земляков. Просто я пытаюсь понять метаморфозу, которую претерпели моя бабушка и её сестра за те полвека, что прожили они на юге. Силюсь объяснить для себя высокомерие, которое вдруг прорывалось в словах и жестах Вероники Потаповны, и то чувство вины, что тщетно пыталась подавить в себе Валентина Потаповна. А ведь вы видели, что весьма относительной была их географическая (скажем так), привилегированность. Однако была, и чуткая Валентина Потаповна уловила это.

Вот почему в тоне, каким обращалась она к возможным аборигенам, проскальзывала некоторая приниженность, что ли. И вот почему рядом со своими Калиновскими ровесниками они чувствовали себя так, словно те действительно старики, а они нет. Доля истины тут, конечно, была. Количественно прожито время примерно равное, но плотность была разной. Плотность.

Самой недоверчивой и неприветливой из всех, с кем они беседовали в тот день, оказалась смородинщица на рынке. Вспоминая о ней, Вероника Потаповна делала губами «пфу, пфу» и жаловалась на оскомину. Другие были поразговорчивей. Охотно отвечали и ещё охотней спрашивали, а в одном доме напоили даже чаем с мёдом, чем совершенно покорили как Валентину, так и Веронику Потаповну. Обе наперебой приглашали гостеприимную хозяйку — это была дородная женщина с заботливыми глазами, бывшая учительница — к себе в Светополь, приглашали горячо и настоятельно, с чувством, и только Александра Сергеевна ограничилась простым «спасибо».

Дмитрий Филиппович, которого слегка лихорадило после вчерашнего купания, не отказался, как женщины, от второго стакана. Вопросительно глянул на жену, подождал, а затем сосредоточенно выпил, прогоняя озноб из тела.

Так складывался второй день в родном городе. Неплохо складывался, но вот беда: так и не нашли никого, кто помнил бы т е годы. Какие‑то имена и события всплывали в разговоре, но слишком неопределённо, да и не могло быть иначе, потому что все эти люди обосновались в Калинове уже после. Худо!

Все советовали идти к Визалову. Визалов жил здесь всегда, Визалов все помнит и все знает, в газетах пишет, а в областном музее есть даже его фото.

— Не было никакого Визалова, — передёрнув плечами, возмутилась моя бабушка.

Благодушествующая Валентина Потаповна не стала спорить с нею.