До встречи в Бомбее

Мэдди всегда удивлялась тому, как за короткое время жизнь может полностью измениться безо всякого намека или предупреждения. Особенно часто она думала об этом после того Нового года. Мэдди часто застывала в задумчивости, поражаясь, какой беспечной была в последние часы 1913 года среди неистовства новогодней вечеринки в Королевском яхт-клубе и даже не подозревала, что ждет ее за поворотом. Но в ту ночь, по мере того как стрелки часов все ближе подкрадывались к началу 1914 года, все ее мысли занимали только жара и музыка: регтайм-бэнд заиграл новую композицию, заполнив душный, залитый свечным светом зал клуба мелодиями Скотта Джоплина. Содрогающийся танцпол наводнили парочки, и множество блестящих вечерних платьев и фраков понеслись над дощатым полом в скором шаге.

Она и не догадывалась, что уготовано ей судьбой.

Мэдди стояла у края площадки. После последних пяти танцев она радовалась возможности побыть лишь зрителем, восстановить дыхание и, прижав к щеке бокал с джин-тоником, ощутить его успокаивающую прохладу. Катая бокал по пылающей коже, она внимательно изучала это новое для себя окружение, такое необыкновенное и причудливое. Мэдди, только что выпорхнувшая из мягкого, уютного мирка тети и дяди в Оксфордшире, то и дело возвращалась к мысли, что хоть она и не собирается с ходу привлекать к себе всеобщее внимание и свет софитов, но, пожалуй, уже может считаться частью этой знойной, чужой страны. Даже по бомбейским меркам это была шикарная вечеринка. Танцпол окружали покрытые белыми скатертями столы, ломившиеся от блюд со слойками карри, пшеничными лепешками наан и экзотическими фруктами. На длинной деревянной барной стойке сгрудились супницы с пуншем и ведерки с шампанским. Повсюду, на столах и на стенах, горели фонарики, окрасившие в яркие цвета деревянные панели на стенах. Их восковой запах смешивался с ароматом духов, помады для волос и влажным теплом, веявшим через открытые двери веранды. Елки не было. Вероятно, в Индии найти ее невозможно. Вместо нее возле парадного входа в зал для танцев стояло шаткое сооружение из банановых и манговых веток, украшенных игрушками. Эта странного вида конструкция меньше всего напоминала елку и скорее мешала почувствовать Рождество. То же можно было сказать и о размякших от высокой влажности бумажных шапочках, которые Ричард, отец Мэдди, заставил всех надеть в честь праздника. Как же странно есть на обед рождественскую индейку, сидя на иссушенной солнцем веранде, и при этом смотреть на разгуливающих вокруг павлинов.

Ричард только что сменил очередную шапочку. Невозможно было удержаться от смеха, глядя на него с противоположного конца зала: глава гражданской службы в Бомбее, до мозга костей государственный служащий в безупречном фраке и лихо восседавшей на седеющих волосах короне в горошек. Он уговаривал Элис — мать Мэдди — пойти потанцевать с ним. А она, в отличие от многочисленных гостей, казалась свежей и прохладной, как огуречный коктейль Пиммс. Красивые кудри уложены волосок к волоску, на фарфоровой коже нет и намека на влажный блеск. Элис подняла руки, упрятанные в перчатки, однозначно давая мужу понять, что танцевать не пойдет. Мэдди стало любопытно, не теплилось ли у матери где-то в глубине души хоть малейшее желание поступить иначе и сказать: «Да. Конечно. Да, черт возьми!» Ей так хотелось, чтобы она согласилась. Было бы здорово увидеть, как мама наконец даст волю чувствам, возьмет Ричарда под руку и сорвется с места в карьер в радостном азарте, как и все вокруг.

Но Ричард уже отходил от Элис со смиренным выражением на обветренном лице. Мэдди почувствовала жалость к отцу, когда он, вскинув подбородок, направился к бару. Чего стоило Элис потанцевать с ним? Мэдди оттянула влажную горловину платья и даже не стала пытаться искать ответ на этот вопрос. К тому моменту она жила в Индии уже два месяца, с тех пор как вернулась к родителям после целого десятилетия, проведенного в Англии. Ее, как почти всех детей из Раджа — Британской Индии, отправили на родину учиться в школе, а заодно чтобы уберечь от тропических лихорадок, которыми она так часто болела в детстве «У нас не получалось обеспечить твое благополучие здесь, — не раз грустно объяснял ей отец. — Мы с ума сходили от страха за твое здоровье…» Мэдди чувствовала, что за эти два месяца не стала понимать свою резкую, сдержанную мать хоть чуточку лучше, чем в тот знойный октябрьский день, когда сошла с корабля в Бомбее, воссоединившись с ней после долгой разлуки.

— Вовсе ни к чему быть такой серьезной, — раздался голос слева от Мэдди, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. — Ведь сегодня же Новый год.