До встречи в СССР! Империя Добра

25-тысячники считались прямыми посланцами рабочего класса и партии, и с ними приходилось считаться, а нажать на разного рода штродахов и головотяпов они умели. Обращаясь, если не выходило на месте, прямо в ЦК! Скажем, выступает представитель местного колхозсоюза и требует от собравшихся поголовного вступления в колхоз. Но встаёт 25-тысячник Дмитриев и заявляет:

...

«Я, как представитель рабочего класса, категорически заявляю, что всякое насилие для колхоза гибельно, несправедливо и потому не должно применяться».

И уж тут приходилось отступать и скрытым врагам, и открытым дуракам, и горе-«работничкам». Против жителя новой Советской Вселенной, чувствующего у себя за спиной и братьев по классу, и всю огромную новую страну и готового стоять до победного конца, не попрёшь!

Рабочий-краснопутиловец, посланный в Балашовский округ на Нижней Волге, писал на родной завод:

...

«…там, где создавали колхоз администрированием, он сразу же разваливался, напротив, тот, который я создал с местными ребятами-партизанами, оказался крепким, выходов из него не было…»

В артель «Батрак» Кяхтинского аймака Бурят-Монгольской АССР председателем был направлен рабочий с ленинградской обувной фабрики «Скороход» Дмитрий Григорьевич Бойцов. Работал он так, что даже после статьи Сталина «Головокружение от успехов», осудившей перегибы и погоню за процентом коллективизации, из артели Бойцова выходов не было – напротив, вступило ещё три хозяйства. А саму артель колхозники пожелали переименовать в артель «Скороход»!

Вот что было нормой! Кто-то не выдерживал, кто-то не оправдывал доверия и возвращался в город, но не менее двух десятков тысяч стойких в убеждённости в своей правоте, в праве и силе советских граждан с крепкой рабочей и политической закалкой стали мощным фактором подлинной, то есть – умной и созидательной коллективизации.

Процесс коллективизации, между прочим, был растянут в разных регионах СССР на период в три и более года, но так или иначе надо было быстро сломать упрямую «единоличность» середняка и классовое сопротивление кулака.

А бывшие «единоличные» коровы?

Что ж, их действительно «забирали»… Но куда – на стол Сталину с Молотовым, Кагановичем и Будённым или хотя бы – секретарю обкома партии? Нет ведь! Корову отводили на колхозный двор. И в сёлах, где бывшие хозяева коров, а теперь колхозники ухаживали за ними так же любовно, как и раньше, при единоличном владении, коровы по-прежнему давали молоко.

В том числе – для тех же крестьян.

И давали его больше. На этот счёт есть достоверная статистика!

Другое дело, что поголовье скота за первые годы после коллективизации катастрофически упало, потому что десятки миллионов голов скота были зарезаны в одночасье, то есть фактически загублены.

Самими крестьянами!

Но и это Советской властью не скрывалось. Так, по данным массового календаря-справочника на 1941 год, в 1929 году – накануне «великого перелома» – в СССР имелось 34,6 миллиона лошадей, крупного рогатого скота – 67,1 миллиона голов, свиней – 20,4 миллиона голов и 147 миллионов овец и коз.

А в 1932 году осталось всего 19,7 миллиона лошадей. Овец с козами стало меньше на две трети – 52,0 миллиона, свиней наполовину – 11,6 миллиона, коров на треть – 40,7 миллиона. Но резал-то их не Сталин, не члены Политбюро ЦК ВКП(б) и даже не троцкист Штродах. Резал мужик, сбитый с толку кулацкой пропагандой и собственным куцым инстинктом, въевшимся за века темноты, – мол, «не съем, так надкушу».

В этом середняцком избиении скота – тоже ведь одна из причин голода 1933 года!

При всём при том уже в конце тридцатых годов личное стадо колхозников превышало колхозное, и росло оно намного быстрее, чем в «доколхозные» годы, что и понятно – заготовка кормов теперь шла лучше, да и самого корма было больше. Намного быстрее, чем раньше, росло и общее поголовье скота в СССР, Так, количество «единоличных» свиней с 1923 по 1929 год увеличилось на девять миллионов, а с 1932 «колхозного» года по 1938 «колхозный» год – на пятнадцать миллионов и достигло к 1938 году числа 30,6 миллиона.

Это ведь не мнение, это – факт!

Уже в июне 1934 года Пленум ЦК ВКП(б) постановил «в кратчайший срок ликвидировать бескоровность колхозников». А VII съезд Советов СССР в феврале 1935 года решил повести дело так, чтобы «к концу второй пятилетки не осталось ни одного колхозника, который не имел бы в личном пользовании коровы и мелкого скота».

Вот как было на деле!