До захода солнца

— Я сказала тебе тогда, что боялась и беспокоилась, но это было до следующего утра. А сейчас у меня два дня необъяснимо пребывает охрана по твоему требованию, и что-то еще, что ты мне не говоришь. И, должна тебе сказать, я вроде как поняла, что даже без охранника я не должна засыпать, если тебя нет рядом. А потом совершенно неожиданно к нам завалились наши семьи. Не говоря уже о большом количестве горячего секса. Но суть в том, что время прошло. Так что раньше я беспокоилась и переживала. Теперь только беспокоюсь.

Его глаза потеплели, и он опустил голову, чтобы прижаться своим лбом к моему.

Но так и не ответил мне.

Поэтому я подсказала:

— Так не мог бы ты либо сказать мне, что все в порядке, либо не все в порядке, чтобы я могла точно определить свое беспокойство, а не придумывать всякое дерьмо в голове? — Люсьен оторвал свой лоб от моего и поймал мой взгляд, но я продолжала. — Потому что ты должен знать, что я уже передумала множество худших вариантов. Чтобы я могла подготовиться к худшему, я начинаю строить планы и анализировать в голове. Потом я узнаю, что происходит или что должно произойти, как правило, это не самый худший вариант, который придумала, поэтому испытываю облегчение. И, серьезно, дорогой, дерьмо, которое я придумываю, действительно нехорошее, так что скажи мне хоть что-нибудь.

Когда я заткнулась, он тут же заявил:

— Я нарушил один закон. Существенный. Тем не менее который был создан давным-давно и тогда он был вполне разумным, хотя сейчас это стало спорным вопросом. Не подлежит обсуждению то, что все изменилось за столетия. Этот закон устарел и стесняет. Я объяснил свою точку зрения Совету, они рассматривают этот вопрос. И решат его в мою пользу, все будет хорошо.

Я изучала выражение его лица, затем спросила:

— Ты так уверен?

Он выдержал мой взгляд, я поняла, что он мне солгал, тихо ответив:

— Уверен.

— А если, чисто гипотетически, они не решат его в твою пользу. Что тогда будет с тобой?

— Они удовлетворят мою позицию.

— А что, если они не удовлетворят?

— Лия, они удовлетворят.

— Хорошо, Люсьен, но что, если они этого не сделают?

— Сделают.

Я прижала обе руки к его груди не для того, чтобы оттолкнуть его, а для того, чтобы сообщить о своей потребности узнать, повторила:

— А что, если они этого не сделают? Они тебя накажут? Как? Будут пытать? Посадят в тюрьму? О чем мы тут спорим?

Люсьен ухмыльнулся.

— Нет никаких пыток и тюрем для вампиров.

— А что происходит, если кто-то нарушает закон?

— Если их засекут, то велят больше так не делать, а также придется выплатить компенсацию, если Совет сочтет это необходимым.

Мои глаза расширились.

— И это все?

— Часто все заканчивается компенсацией.

Я не могла в это поверить.

— Значит, все формы наказания вампиров оплачиваются штрафами?

— Нет. Если вампир нарушает очень важное правило или продолжает его нарушать, он заплатит своей жизнью.

Я втянула воздух, и мое тело стало твердым.

Большая рука Люсьена обхватила мое лицо.

— Правило, которое я нарушил, не было таким уж важным.

— Черт возьми, — выдохнула я.

Его рука мягко прижалась к моей голове, даже когда он передвинул на меня вес своего тела.

— Лия, послушай. Правило, которое я нарушил, было не таким уж значительным.

— В вашем Совете нет сумасшедших вампиров-деревенщин, которые выносят безумно нелепые приговоры за незначительные нарушения, не так ли? — Поинтересовалась я, Люсьен секунду пристально смотрел мне в глаза, затем откинул голову назад и расхохотался.

Я хлопнула его по груди и рявкнула:

— Здесь ничего нет смешного.

Он явно пытался подавить смех, оглянувшись на меня.

— Зверушка, сумасшедших вампиров-деревенщин вообще не существует. Так что нет, в Совете их определенно нет.

Это было для меня облегчением.

— Значит, если они вынесут решение против, то заставят заплатить штраф?

Его смех исчез, он смотрел мне в глаза, и я поняла, что он снова не солгал, ответив:

— Да.

— Ты мульти миллиардер, — заметила я между прочим.

Смех снова отразился на его лице, когда он пробормотал:

— Думаю, не совсем.

— Тогда миллиардер, — заявила я, Люсьен не ответил, что означало «да». Я поняла о безумном, совершенно невероятном, но все же правдивом лакомом кусочком жизни Люсьена, продолжив: — Итак, по сути, их штраф для тебя, как с гуся вода.

Что-то промелькнуло в его глазах, не быстро и не казалось приятным, но я не смогла успеть понять что именно. Потом исчезло это выражение, будто его там никогда и не было.

Затем он ответил:

— По сути, да.

— Тогда ладно, — пробормотала я.

— Теперь ты чувствуешь себя лучше? — мягко спросил Люсьен.

— Да, но раз ты миллиардер, мы сможем выйти на торговцев оружием. Купим огнемет, я укомплектую его, и, если у кого-нибудь в Совете появится вдруг дикое желание тебя осудить, и они придут за тобой, воспользуюсь им.

При этом заявлении, которое я сделала в шутку (частично), выражение лица Люсьена изменилось, я почувствовала, как он напрягся. Я не поняла почему, но поняла, что затронула что-то существенное.

— Люсьен? — Позвала я, потому что он молчал.