Доатомное состояние

Когда мы выбрались наружу, был уже вечер. Не знаю, как передать те ощущения, которые навевают такие летние вечера. Где-то в слоистой синеве пылают догорающие краски заката, точно скважины остывающего металла в литейной земле. Такие вечера грустны и меланхоличны, но одновременно многообещающи и тревожны. Они заставляют сладко ныть сердце, они зовут куда-то, манят призраком невозможного, но обмануть не могут. Я-то знаю, что ничего необычайного в такой вечер не произойдет. Я много видела в жизни таких вечеров. И все же этот вечер заворожил меня. Мы стояли с Дьердем, взявшись за руки, и смотрели на закат. Травы сникли, стали синеватыми и грустными. Пахло белым табаком и немножко полынью. В туго натянутом, звенящем воздухе витал прилипчатый тополиный пух.

Вдруг Дьердь встрепенулся. Он подошел ко мне и молча постучал пальцем по часовому стеклу. Было без малого три часа. Я недоумевающе смотрела на него.

— Ты разве ничего не понимаешь? — Впервые я видела, как он побледнел. — Сейчас три часа ночи. Ведь около одиннадцати мы только приехали в лабораторию!

В груди у меня что-то упало. Я смотрела на небо, на закат и ясно понимала, что произошло нечто непоправимое. Какая же ночь, когда еще так светло: часов девять, не больше.

— Тополя ведь уже облетали… — Я не узнавала голос Дьердя, он казался чужим и страшным. — Еще месяца полтора назад я всюду видел тополиный пух. Он летал в домах и туннелях подземной дороги, грязными клочьями ваты скапливался возле уличных водостоков… А теперь, вот смотри, опять…

— Что, время пошло назад? — спросила я шепотом.

— Не знаю. Может быть. — Теперь в его голосе звенел металл.

С этой минуты непонятное полностью захватите нас в свои объятия. Для нас наступила цепь непрерывных поисков и самых неожиданных открытий. Мысленно мы уже были готовы ко всему. Кому, как не нам, физикам, было знать, что такое вещество. Мы попытались изменить его формы и неизбежно затронули те еще так мало изученные связи, которые тянутся от вещества к полю, к пространству и к времени. И все-таки мы еще ничего не понимали.

Первое, что бросилось нам в глаза, — это сад. Прекрасный благоухающий сад, который буйно шумел вокруг здания лаборатории. Я не сразу сообразила, что вижу этот сад, впервые в жизни. «Раньше», а может быть, и «позже», кто знает, здесь было поле, поросшее полынью и лебедой.

Посыпанная блестящим янтарным песком дорожка точно звала куда-то. Мы медленно пошли мимо буйных кустов олеандра, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться мраморным бассейном, в котором рос индийский лотос и весело резвились фиолетово-оранжевые рыбы; или прекрасной клумбой с причудливыми, неземными растениями; листья на них отсвечивали синим металлом. Все было как в сказке. Я чувствовала слабый и настойчивый сладковатый и чуть ядовитый запах кремовых влажных магнолий. В густой тени листьев загорелись какие-то фосфорические шары. Тихо жужжали запоздалые пчелы, и ветер звенел ребристой жестью пальмовых вееров.

Мы ни о чем не говорили. Мы просто шли, взявшись за руки, испуганные и очарованные, точно дети, попавшие в сказку.

Неожиданно дорожка привела нас к великолепной арке, сделанной из дымчатого горного хрусталя. Арка, вероятно, представляла собой нечто вроде входа в сказочный парк, из которого мы только что вышли, хотя забора нигде не было.

Мы прошли под аркой. Я уже было собралась спуститься по горящим в закатном огне родонитовым ступеням ведущей куда-то вниз лестницы, как Дьердь осторожно остановил меня. Молча он указал на золотые огоньки, перебегавшие где-то в самой толще горного хрусталя. Мы вернулись и подошли к арке. Как только наши ноги коснулись черного зеркала ее основания, огоньки, точно повинуясь чьему-то приказу, выстроились в золотые созвездия слов:

«Этот сад посвящен отдыху и размышлению. Решено не возводить в нем зданий и не прокладывать энерготрасс. Здесь в августе 20 года ушли в нуль-пространство Ирина Лосева и Дьердь Лошанци. Это был первый шаг человечества к власти над временем».

6. Рассказ доктора Лошанци