Добрая и Светлая Сказка о Принцессе-Лани

В самом сердце княжества — в красивом старинном замке, со всех сторон окруженном великолепным парком, где старый князь собрал самые лучшие цветы, которые можно было отыскать во всем мире, жила-была принцесса Энниолла, очень-очень миленькая, такая миленькая, что мало какой проезжий рыцарь или трубадур, хоть раз увидев её, оставался равнодушным. А уж родители, придворные и весь местный люд в Энниолле просто души не чаяли — и ведь вправду — такой красивой, умной, скромной и трудолюбивой девушки во всей округе поискать, а когда она начинала играть на своей лютне, то цветочные феи вылетали из розовых кустов и, завороженные музыкой, рассаживались на ветвях великолепных каштанов, росших невдалеке от окошка её башни.

Сколько турниров устроили рыцари во славу Энниоллы! Сколько переломали тупых турнирных копий и посбивали со шлемов пышных султанов! Лучшие поединщики со всего королевства и даже из-за его пределов пытали счастья на ристалище у княжеского замка. Но ни один не смог пленить сердца красавицы. Отец, без ума любивший свою наследницу, приглашал из Столицы лучших и благороднейших поэтов и музыкантов, чтобы в своих состязаниях и играх они прославили красоту и таланты его дочери и, быть может, пленили её сердце. Но только все новые разбитые и безутешные сердца уносились повозками и кораблями обратно вместе с посвященными принцессе сонетами и написанными вдохновенной кистью портретами… Говорят, даже почтенный старик-Император, увидев один из них, на котором Энниолла была изображена в момент, когда, отложив лютню, задумчиво смотрела из окошка в сад, несколько дней ходил сам не свой и даже осторожно интересовался у маститых придворных чародеев — возможно ли третье по счету омоложение и как оно скажется на Их Величества здравии и долголетии? Не было недостатка и в официальных сватах — род принцев Троллейнвиргских был пусть не самый знатный в королевстве, но весьма уважаемый, но даже и без того — украсить прелестную белокурую головку принцессы своими коронами мечтали едва ли не все холостые владетельные князья и их отпрыски (и половина женатых — тоже). Но князь, верный своим принципам, терпеливо ждал момента, когда дочь сама определится с избранником, даже не подозревая, что её сердце давно уже отдано совсем простому человеку…

А, между тем, Энниолла уже давно любила и именно музыка стала первопричиной этого прекрасного чувства. Сначала воспринимаемая органами чувств, а потом самим сердцем, чудеснейшая музыка любви звучала в её сердце и, как ей казалось, в унисон такой же прекрасной мелодии, исходившей из сердца возлюбленного — молодого обойщика из ближайшего городка, некогда заворожено остановившегося под её окном, слушая звуки лютни, а потом доставшего из сумы простую пастушью свирель и приложившего её к своим собственным губам… С тех пор — с той самой волшебной осени, лютня и свирель звучали вместе все чаще и чаще, пока не стали словно единым целым. Потом были свидания в парке, робкие объяснения и первые поцелуи и они не остались незамеченными кое-кем из прислуги, но те так боготворили свою юную госпожу, что даже осмелились сохранить в тайне от князя и его близких все, что увидели и услышали…

К сожалению, или к счастью, мир крайне несовершенен. Так случилось, что чудесную свирель слышали не только нежные ушки княжны, но и украшенные тяжелыми золотыми, усыпанными крупными рубинами подвесками уши первой камер-дамы Зиорры ден Бакрис. И мелодия эта показалась ей сначала забавной, а потом (при виде самого юноши) и приятной. Уже вскоре Зиорра нашла повод пригласить Гийома (так звали музыканта) к себе в покои, но, удивленная холодностью к столь представительной и благородной даме, почтившей его своим вниманием, аристократка заподозрила неладное… «Прослежу-ка я за ним!» — подумала она и, обладая немалым магическим опытом (в юности весьма тесно знавалась с колдунами, еще обитавшими в отдаленных пустошах у самой окраины Пограничного Леса, а потом оставила их далеко за кормой, добравшись до тайного, всеми давно позабытого, хранилища в двойной стене замковой библиотеки), провожая юношу, слегка рукой задела его волосы, мгновенно прилепив к ним капелькой сваренного из перетертых костей лесного нетопыря и крошек «тролльего камня» клея, свой собственный (и очень непростой) волосок… И, взамен, крохотными ножничками отрезав прядку у него самого. Едва оставшись одна, Зиорра бросилась к туалетному столику, схватила кусочек отрезанного волоса, склеила тем же клеем его в круг со своим, бросила в блюдце из черного камня, залила водой из замурованного колодца, одними губами (тщательно глядя в зеркало, чтобы движения губ были правильны) произнесла заклинание и стала напряженно всматриваться в воду. Через некоторое время проклятие сорвалось с её языка, резким движением она смешала воду и заметалась по своим покоям: «Ах так?! Ну, клянусь Великим Троллем, я страшно отомщу!»