Добро Наказуемо

ВЛКСМ и стал уже "известным поэтом". Что ему это дало? Сначала должность заместителя главного редактора, а потом и редактора журнала. Встретил его в ту пору приятель по курсу литинститута,

Вовка Бессонов, и сказал ему, что никогда не думал, что он,

Раевский, свой парень в доску, станет рыбой-прилипалой, прилипшего к подбрюшью акулы-партии. Этого Бессонова тогда выдворили из Союза, а сейчас он известный на весь мир писатель, борец за демократию.

А Раевский свою лирику прятал в стол. Писал на английском и тоже в стол. Сегодня, правда, они пригодились. А что он сегодня? Кто его читает? Кто знает его стихи кроме этой красивой женщины? И то, выучила она их только потому, что он её отец.

Эх, Раевский, Раевский! А не слишком ты занимаешься самобичеванием? Сколько было больших талантов, а известны они широкой публике по одному-двум стихам или рассказам. Спроси сегодня кого-нибудь на улице в Москве прочитать две строчки из любого стихотворения Тютчева, Фета, Никитина. Из ста человек может трое ответят. Но и твои стихи в стране знают. Несколько песен на твои слова до сих пор звучат. Нужно ложиться спать, утро вечера мудренее.

И, действительно, утром его разбудило пенье птиц. Он даже сразу не сообразил, где он находится. Ведь такое пенье он слышал в лесной деревушке под Тулой, куда он уезжал на несколько дней "для творческого сбора материалов". Но сейчас он находится в центре

Германии, а птицы поют также. Раевский встал, выглянул в окно и увидел на дорожке в парке сначала бегущего мужчину, а потом и довольно толстенную бабёху и улыбнулся. Женщина в спортивном костюме и кроссовках, наверное, думала, что она бежит. На самом деле она почти на месте трясла своими необъятными формами, и все-таки двигалась вперёд. "А не тряхнуть ли и мне стариной?", подумал

Раевский, одел свою "Пуму" и вышел в парк. Он бежал по аллеям парка, обгоняя одних, а его обгоняли другие, третьи бежали навстречу и все его приветствовали, кто улыбкой и кивком головы, кто поднятием руки.

Ему это было чрезвычайно приятно, и он вспомнил те времена, когда его узнавали на улице и в общественном транспорте, здоровались. "А ведь в наших деревнях сейчас тоже здороваются с незнакомыми людьми.

Странно, но мы уходим от культуры общения, выработанной столетиями и сплачивающей нас" – подумал Раевский и поймал себя на том, что под ритм бега стали рождаться стихи, и он побежал назад, к своим апартаментам. Он взял бумагу, ручку и написал то, что сложилось у него в голове во время бега. Отложил написанное, залез под душ, позавтракал. От вчерашнего пессимизма не осталось и следа. Раевский сел за стол и стал дописывать стихотворение, но не мог уловить ту ниточку, за которую на бумагу ложатся рифмованные стоки и подумал, что опять нужно побежать, и во время бега строки проявятся сами собой. Он закрыл глаза, откинул голову назад и чуть покачиваясь на стуле направлял слова на свои места в строю стихотворения. Кажется, что-то получалось, и он принялся править и шлифовать написанное.

Посмотрел на часы и удивился. Ему казалось, что он работал двадцать минут, а время подходило к часу дня, и сейчас должна придти

Марина.

Она пришла, стала накрывать на стол и спросила будет ли он пить.

– Нет, я хочу поработать, на меня нашло вдохновение. Но я посмотрел на компьютер у себя, и не знаю как с ним работать.

Какой-то он не такой, как у меня дома или в редакции.

– Включить его просто. Вот только он выставлен на немецкий язык.

– Не подходит.

– Значит, сделаем так. Я тебе покажу, как на моём переключаются языки, а их на моём – четыре.

– Какие?

– Русский, немецкий, английский и французский. А тебе нужен только русский и английский. Я освобожусь через пру часов, а пока поработай на моём. Это просто.

– А принтер работает?

– Да, работает. Бумагой он заряжен. Садись, поедим. Папа, ты не возражаешь, если я позову свою подругу, полячку Ядвигу? Она врач и тебе будет интересна.

– Конечно, конечно. Я, правда, стал на старости лет опасаться новых знакомств, но тебе я полностью доверяю.

– А почему ты опасаешься?

– Во-первых, я с молодости побаиваюсь очень умных женщин. Но раньше я быстро находился и мог парировать любой выпад в свою сторону. Сейчас же, когда появилась некоторая заторможенность и повышенный такт в обращении с женщинами. Я иногда теряюсь и не знаю что ответить. Сейчас это называют комплексами.

– Не переживай. Ядвига врач-психолог и никогда не сделает так, чтобы её собеседник смутился. Мне приходится присутствовать при её беседах с пациентами, и я никогда не слышала, чтобы она бестактно с кем-то разговаривала. Так, посмотри, как переключаются языки на компьютере, и я побежала.

– Ты не волнуйся, я в твои документы не полезу.

– Я не волнуюсь хотя бы потому, что знаю, что ты их смотреть не будешь, а во-вторых я не доверяю компу никаких тайн.

– Кому, кому? – удивился Раевский.

– Компу, компьютеру. Это такое жаргонное словечко. Я побежала. Пока!

– Пока.

Раевский сел за компьютер, достал из кармана черновик стихотворения, написал его на дисплее, почитал и снова стал править.