Добродетель и соблазн

Она встала и чуть кивнула в его сторону. Он тут же поднялся, взял ее за руку и повел вверх по лестнице.

Они занимались любовью, едва не плача, не в силах отогнать мысли о том, что, возможно, это их последняя ночь. Он был бесконечно нежен, а она едва сдерживала слезы. И оба старались сохранить на ждущее их тревожное будущее это жгучее ощущение, прикосновение и запах друг друга.

И когда пролетели последние часы, он крепко обнял ее, не желая оставлять одну.

– Поехали со мной, – зашептал он, впрочем, не в первый раз. – Я найду тебе квартиру в Кракове. Ты будешь в безопасности. Обещаю тебе.

– Я не могу. И ты знаешь это. – Сколько раз уже ей страстно хотелось сказать «да». —. Вот когда ты вернешься весной, я уеду с тобой.

– Митрополит не сможет помочь тебе, – возразил он. – Он не пойдет против воли царя.

– Я все же надеюсь. – Она все еще сохраняла оптимизм. Или, скорее, была не готова пренебречь обычаями окружающего мира. Православная церковь в отдельных, правда, очень редких, исключительных случаях признавала развод. Почему бы этому не произойти с нею?

– По мне так все равно, разведена ты или нет.

– Я знаю. – Но это имело значение для нее, поскольку она хотела сама избавиться от своего мерзкого мужа и выйти замуж за человека, которого любила. Возможно, это было слишком романтичной надеждой, но ведь она была молода и наивна.

– Мы могли бы пожениться в Кракове, прежде чем я отправлюсь в крымский поход. Кто из нас мудрее?

Православная церковь не имела власти в католической Польше.

Она тихо вздохнула.

– Я окажусь мудрее, дорогой. Пожалуйста, дай мне хотя бы попытаться получить развод. Митрополит Псковский имеет большое влияние при дворе.

– По-видимому, все-таки недостаточное, раз он не смог уберечь тебя от этого гнусного, развратного Шуйского.

– Давай не будем ссориться. – Отношение к ней ее мужа всегда было болезненной темой для Ставра. – Если митрополит не сможет помочь, я уйду с тобой по весне – просто… со спокойным сердцем. – Она коснулась его губ, стараясь выпить его горечь. – Ну пожалуйста, дорогой, будь ко мне снисходителен.

Как и всякий раз, когда они спорили о ее браке, Ставр уступил, потому что он любил ее и знал, как важно для нее, чтобы ее любовь не приходила в противоречие с ее принципами. Она так мало знала об этом бессовестном мире! И все еще верила в справедливость и правосудие.

Хотя не было никаких гарантий, что он сможет приехать в Краков во время военной кампании или вернуться вообще, в своем доме она будет чувствовать себя более свободно, чем в Польше.

– Прости меня. Конечно же, ты права. Пожелаю тебе удачи с митрополитом. – С сердцем, переполненным любовью, он нежно поцеловал ее. – Я вернусь, когда зацветут вишни, – прошептал он, стремясь надолго запомнить ощущение ее вкуса и запаха.

– Как бы мне хотелось, чтобы тебе не надо было уезжать! – На ее глазах появились слезы. Она знала, какие опасности ожидали его.

– Это же всего несколько месяцев, и я вернусь даже раньше, чем ты думаешь, – утешал он, утирая ее слезы. – Не плачь.

– Я не буду. – Но она не могла удержать слез.

– Рад слышать это, – поддразнил он, а ее слабая улыбка воодушевила его. – Скажи мне, что тебе привезти с оттоманских базаров: шелковые наряды, драгоценности, рабыню, которая будет причесывать и умывать тебя?

– Зачем мне рабыня, когда у меня есть ты? – Она попыталась поддержать его шутливый тон.

Его улыбка была такой теплой, близкой и милой, она запомнит ее навсегда.

– Именно так я и подумал. Тогда, значит, шелка и драгоценности?

Она вдруг устала быть сильной, слезы хлынули горьким потоком.

– Мне не надо… подарков, – всхлипнула она. – Мне нужен только ты. Обещай, что будешь беречь себя.

– Обещаю, – солгал он, человек, который всегда вел своих людей в атаку. – Не тревожься.

Он поднялся до рассвета и тихо оделся, чтобы не разбудить ее. Поцеловав спящую, он на мгновение остановился у постели, стараясь запомнить каждую черточку ее чистой, свежей красоты, ибо судьба была изменчивой, а турки давно уже дожидались его.

Наконец он повернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за ручку, он остановился и кинул последний взгляд. Будь он более жестоким и грубым, он бы просто похитил ее. Многие князья и атаманы возили женщин за собой в обозах. Турецкие паши вообще брали на войну гаремы. Это была эпоха, когда повсюду торжествовала власть и сила оружия. Но он не поддался искушению. Она оставалась здесь, поскольку этого желала. А он хотел сохранить ее расположение и любовь.

«Святый Боже, храни ее, – молился он безмолвно. – Пусть будет тверд и надежен мой меч.

Будь милосерден к нашей любви и ко всему, что нам дорого».

Круто повернувшись, он отворил дверь и мгновение спустя тихо прикрыл ее за собой.

Зловещее предчувствие беды вдруг охватило его. Не надо было молиться, размышлял он, пытаясь отогнать тревогу. Он никогда этого не делал. И Господь все равно не имел никакого отношения к их борьбе за выживание. Перепрыгивая через две ступеньки, он старался не поддаваться минутной слабости.