Доброй ночи, любовь моя

Он шел от остановки к остановке вдоль шоссе на Сандвик, потом свернул влево около желтого киоска. Из-за снега на некоторых участках трудно было продвигаться. Машины еле тащились, на дороге было много снегоуборочных комбайнов, которые отбрасывали с дороги снег и посыпали ее песком. Он увидел, как молодой почтальон зигзагами катит на своем перегруженном велосипеде, и вспомнил, как сам разносил почту. Хорошо, что эти времена прошли. Он слишком стар для такой работы.

Скоро он для всего будет слишком стар.

Он нашел тропинку, ведущую вниз с холма к общественному пляжу, который в этот день не имел ни малейшего сходства с пляжем, снег покрывал и берег озера, и мостки, лежал на льду так, что даже не видно было, где проходит кромка воды. Снег все еще валил, но уже не такой густой, падал мелкой перхотью, которую ветер швырял в глаза, отчего голова разболелась уже всерьез. Он поглубже нахлобучил шапку и двинулся по берегу в сторону Риддерсвика.

Хорошо бы поселиться в одном из домов, из которых такой потрясающий вид на озеро. Но жилье тут, конечно, стоит баснословных денег, не по карману. Особенно для одинокого мужчины. Время от времени он подумывал о том, чтобы подыскать квартиру в городе, но ему нравилось жить на природе, он человек не городской, и вот здесь как раз ему бы очень подошло.

Несколько лет назад на скалистом склоне проложили деревянную тропу с перилами, которая нависала над озером длинным балконом. По ней можно было прямиком дойти до Риддерсвика и мыса Темпель. Здесь как нигде ощущалась близость к природе, к просторам, а когда озеро замерзало, по нему скользили лыжники, от самого Энчепинга или из еще более дальних мест. Он задумался, достаточно ли сейчас толстый лед, но в снегу отпечатались лишь следы какого-то мелкого зверья. Заиндевевшие кусты походили на застывшие во льду кораллы. Он наклонился над краем навеса, рассматривая их, нужно было камеру прихватить, почему он раньше об этом не подумал? Зимой ведь тоже можно фотографировать.

Услышав звуки, он поднял голову и увидел женщину, которая шла со стороны моста в сопровождении большой черной собаки. Собака натягивала поводок, и женщина с трудом ее удерживала. Лохматая морда была вся в снегу, собака была до того смешная, что он не мог не улыбнуться.

Женщина остановилась и заправила выбившиеся волосы под шапочку. Лицо у нее было раскрасневшееся, без косметики, куртка ярко-желтого цвета.

– Хорошая собака, – сказал он, не осмеливаясь погладить пса.

– Да, – согласилась женщина. – Дочкина.

– Это вы ее выгуливаете или она вас?

– Вот и я себя о том же спрашиваю, – рассмеялась женщина.

Она потянула за поводок и произнесла какое-то имя, что-то вроде Фрейя.

– Ее зовут Фрейя? Как программу по радио?

– Нет, Фейя ее зовут. Она на самом деле не такая упрямая. Только со мной... Дочь и ее парень тренируют ее, хотят сделать спасателем.

– И кого же она спасать будет?

– Ну... – неуверенно протянула женщина, – тех, кто заблудится или застрянет под развалинами рухнувшего дома...

– Интересно.

– Правда, она еще молодая, ей всего три года.

– Это вроде шнауцер?

– Да, ризеншнауцер. У нее сейчас течка, поэтому она и не слушается. Но нам пора. Пойдем, Фейя!

Он остался на месте, смотрел, как они исчезают за выступом скалы.

Потом снова подумал, что хорошо бы завести собаку.

Если бы у него была собака... Тогда обе псины бросились бы обнюхивать друг другу под хвостом, как это у них принято, а потом он пошел бы дальше, как он сейчас и сделает. Там, на вершине, лежал хутор Риддерсвик, а внизу поля, по которым Белла бы носилась, бегала бы как сумасшедшая вниз-вверх по холму, валялась бы в снегу. Может, он бросал бы ей палку, а она бы приносила.

* * *

Он с трудом взобрался на холм, где стоял павильон необычайной конструкции, с колоннами, вылитый дворец из «Тысячи и одной ночи». Черные чугунные решетки закрывали входы, от порывов ветра со стороны озера они пели и звенели, точно целый оркестр. Звук был красивый, но немного глухой. Посреди потолка был огромный крюк. Отличное место для самоубийцы, он почти увидел свисающее с крюка тело, раскачивающееся на ветру.

* * *

Ханс-Петер обнаружил ее, когда спустился с холма. Она лежала за массивным дуплистым стволом, и он снова подумал, что, будь у него собака, она бы мигом наткнулась на тело. А сам он чуть не прошел мимо.

Женщина привалилась к стволу, полузасыпанная снегом, она отгребала снег, пока хватало сил, но силы давно иссякли, и она просто лежала, уронив руки на землю, голова ее свисала немного набок. Сначала он подумал, что она мертва. Он присел перед ней на корточки и осторожно дотронулся до ее подбородка. Кожа была холодной, но женщина дышала. Тогда он чуть отодвинул ее от ствола и приподнял ей ноги. Ему смутно помнилось, что так следует сделать, если человек потерял сознание.

Через несколько мгновений женщина застонала и открыла глаза. Лицо у нее было белее снега.

– Живая, слава богу! – Ханс-Петер упал рядом с ней на колени.

Женщина облизала сухие губы, несколько раз сглотнула.

– Похоже, вы потеряли сознание, я нашел вас сидящей у ствола дерева.