Добролюбов

С замечательной последовательностью критик утверждает также свою излюбленную мысль: русская сатира XVIII века была ненародной не только потому, что она защищала интересы правящего класса (как в 60-е годы XIX века либеральное обличительство выражало интересы либерального дворянства), но и потому, что «вся литература тогда была делом не общественным, а занятием кружка, очень незначительного». Народ, массы не имели возможности слагать «злейших сатир» против своих угнетателей. В тех же случаях, когда отдельные лучшие люди пытались говорить голосом народа (Добролюбов выделяет журналы Н. И. Новикова и сочинения Радищева), их благородные попытки почти не имели успеха, ибо на долю этих людей выпадали тяжелые кары. Радищев за свое «Путешествие из Петербурга в Москву» — книгу, составлявшую «единственное исключение в ряду литературных явлений того времени», был награжден Сибирью, Новиков посажен в Шлиссельбургскую крепость, а народ все равно ничего не знал об этих попытках. Интересно, что Добролюбов сумел оценить по достоинству «Отрывок из путешествия» И*** Т***, напечатанный в «Живописце» Новикова; проницательный критик обнаружил в нем «ясную мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе».

Так, в статье «Русская сатира в век Екатерины», углубив отдельные наблюдения, намеченные ещё в работе о «Собеседнике», Добролюбов вынес свой беспощадный приговор революционного демократа антинародным тенденциям в дворянской литературе XVIII века. Устами Добролюбова революционная демократия вынесла приговор всей дворянской культуре и самому дворянству как классу.

XVIII. ЕСТЬ ЛИ ВЫХОД ИЗ «ТЕМНОГО ЦАРСТВА»?

етом 1859 года Чернышевские сняли дачу на Петровском острове и пригласили к себе Добролюбова. Он стал часто приезжать, иногда проводя у них по нескольку дней подряд. Квартиру он снимал в это время на Моховой (на Литейном у Некрасова он прожил около года). С Николаем Александровичем жили теперь брат Володя, готовившийся к поступлению в гимназию, и дядя Василий Иванович (брат отца), переехавший в Петербург после смерти жены. Василий Иванович с уважением относился к племяннику, старательно помогал чем мог в его делах, вел все домашнее хозяйство.

У Чернышевских Николай Александрович чувствовал себя лучше, чем дома. Ольга Сократовна любила его, как родного брата, не говоря уже о самом Николае Гавриловиче, который буквально обожал своего младшего друга, прислушивался к каждому его слову. Интересное свидетельство об этом сохранилось в письме Чернышевского от 11 августа 1858 года: «…мне остается только удивляться сходству основных черт в наших характерах, милый друг Николай Александрович. В вас я вижу как будто своего брата», — так писал он Добролюбову.

В семье Чернышевских Добролюбову пришлось испытать серьезное увлечение: сестра хозяйки дома, 19-летняя Анна Сократовна, стала предметом его нежной влюбленности.

Они познакомились еще зимой в Петербурге. Ольга Сократовна с сестрой постоянно приглашали Николая Александровича на прогулки по Невскому, которые они любили совершать в предобеденные часы. Случалось им кататься на лошадях, бродить по магазинам Гостиного двора. В мае, после переезда на дачу, они стали видеться чаще. Анюта охотно кокетничала с Добролюбовым и нравилась ему все больше и больше. По словам Чернышевского, он полюбил ее «простым, добрым, беззаветным чувством благородного юноши». После некоторых колебаний он, наконец, решился и сделал ей предложение. Сначала Анюта ответила отказом; светская девушка, любившая балы, справедливо, по мнению Чернышевского, рассудила, что она и он не пара. Однако по другим, несколько противоречивым, сведениям она была не так уж легкомысленна, и предложение Добролюбова в конце концов было принято. Тогда в дело вмешалась старшая сестра, решившая расстроить эти планы.

— Какая же жена ему Анюта? — говорила Ольга Сократовна. — Она милая, добрая девушка, но она пустенькая девушка. Ни за что не соглашусь испортить жизнь Николая Александровича для счастья моей сестры!

По требованию жены Чернышевский должен был отвезти Анюту в Саратов, к родителям. Он рассказывает, что перед отъездом «разлучаемые все плакали, сидя рядом и по временам обнимаясь. Добролюбов плакал, как девушка». Потом он жаловался Чернышевскому на жестокость Ольги Сократовны.

В конце концов Анюта уехала на родину, где она вышла замуж до крайности неудачно. Добролюбов долго не мог ее забыть. Осенью, вскоре после ее отъезда, он писал Бордюгову: «У меня остался только ее портрет, который стоит того, чтоб ты из Москвы приехал посмотреть на него… Я часто по нескольку минут не могу от него оторваться… Это такая прелесть, что я не знаю ничего лучше…»