Добролюбов

Неудивительно поэтому, что Добролюбов воспользовался своим пребыванием в Италии, чтобы широко осветить в «Современнике» наиболее злободневные вопросы борьбы итальянского народа за свободу, важные и для революционной пропаганды в России. Первая статья Добролюбова, написанная в Италии и посланная в Петербург, называлась «Непостижимая странность». Затем последовали статьи «Два графа», «Из Турина», «Отец Александр Гавацци и его проповеди», «Жизнь и смерть графа Камилло Бензо Кавура».

Почти все эти статьи были напечатаны в «Современнике» в конце 1860 — начале 1861 годов, только статья о Гавацци, носившая ярко выраженный революционно-пропагандистский характер, была запрещена цензурой. Добролюбов нарисовал в ней вдохновенный портрет священника Гавацци, пламенного проповедника, речи которого, произносимые на площадях и улицах, снискали ему необычайную популярность в народе. Он приобрел репутацию борца против деспотизма. И Добролюбов воспользовался случаем, чтобы познакомить русских читателей с отрывками из речей Гавацци: они звучали как революционный призыв, обращенный к народу.

Отец Гавацци прославлял итальянскую революцию и ее вождя Гарибальди. Поэтому Добролюбов подробно приводил посвященные ему восторженные слова проповедника:

«Кто принес торжество сицилийскому восстанию? Кто увенчал триумфом неаполитанскую революцию?…герой Гарибальди (в толпе: Viva Garibaldi). Без Гарибальди страна обеих Сицилии до сих пор еще находилась бы в цепях. К нему, к нему обращается признательность сердец наших. Да здравствует Гарибальди! (толпа несколько раз повторяет тот же крик.) А кто сопутствовал Гарибальди в его сицилийской экспедиции? Кто сопровождал его через Калабрию до самого Неаполя? Молодежь итальянская… Они услышали, — эти храбрые юноши, стоны страдальцев, клики восстающих, и они пожертвовали, по большей части, своим спокойствием, своими удовольствиями, цветом своей юности, богатством, удобствами, роскошью, развлечениями… Они бросились на призыв Гарибальди, имея в виду — не награды, не почести, не места, а страдания, изнурения, недостатки… И они восторжествовали!»

Отрывки из речей итальянского проповедника и пояснения самого Добролюбова придают его статье черты яркого памфлета, насыщенного революционным пафосом.

В своих статьях на итальянские темы русский публицист создал прекрасный образ Гарибальди, имя которого и теперь с уважением произносится во всех странах мира. Мужественный облик народного вождя издавна привлекал симпатии русских демократов. Еще до поездки в Италию, находясь во Франции, Добролюбов, следивший по газетам за действиями Гарибальди, писал о нем Некрасову 28 августа 1860 года: «…Вот человек, не уступивший пошлости, а сохранивший свято свою идею; зато любо читать каждую строчку, адресованную им к солдатам, к своим друзьям, к королю: везде такое спокойствие; такая уверенность, такой светлый тон!.. Очевидно, этот человек должен чувствовать, что он не загубил свою жизнь, и должен быть счастливее нас с вами…» В этих словах — затаенная мечта русского революционера о большой общественной деятельности на благо народа.

Освещая в своей публицистике события, происходившие в Италии, Добролюбов никогда не забывал использовать эту тематику для разговора о русских делах. Перечитывая его статьи, мы отчетливо видим стремление одновременно решать задачи, насущные для освободительного движения в России.

В своих «итальянских» статьях Добролюбов рассказывал о жизни и нравах населения, говорил о том, как был долготерпелив итальянский народ, как он все прощал тем, кто управлял им, то есть «законной власти». И вот, наконец, настало время, когда народ не захотел признавать правительство Бурбонов. На первый взгляд это было неожиданностью, но только для тех, кто плохо знал условия итальянской жизни. Описывая поведение народа, Добролюбов замечает: «Нужно было много работать над ним, чтобы, наконец, заставить его провозгласить себя против законной монархии, уже не в отдельных личностях, не в частных выходках, а целой массою населения».

В этих рассуждениях содержалась мысль, глубоко актуальная для русских читателей. Без всякого труда они понимали, что, по мнению Добролюбова, даже самый деспотический режим не может помешать народу в его стремлении к свободе. Не может ли так случиться и в России, как бы размышлял Добролюбов, — в стране, где угнетение народа, произвол властей, стремящихся к сохранению существующего порядка, были по духу своему очень похожи на то, что происходило в Италии?

Добролюбов рассказывал о роли религии, приучавшей народ к послушанию и консерватизму, о характере воспитания и обучения в школах и в университетах, где насаждались монархические идеалы, о цензурном гнете, о преследовании всяких проявлений свободомыслия, — и все это было хорошо знакомо русскому читателю, привыкшему встречать аналогичные явления на русской почве.