Добролюбов

Состав первого курса вообще был весьма разношерстный; преобладали здесь разночинцы, но и среди них были люди разного культурного уровня, съехавшиеся из разных городов, и это было одной из причин известной разобщенности студентов, начавшей стираться только на втором году совместных занятий. Добролюбов ощущал эту разобщенность и держался несколько в стороне от большинства, не умея сам сделать первые шаги к сближению. Однако были у него товарищи и в это время — хотя бы его сожители по комнате, которых он нередко угощал чаем и булкой (у многих студентов-«семинаристов» не хватало денег даже на это). Более других подружился он с Дмитрием Щегловым.

Уже к середине первого года пребывания в институте Добролюбов заслужил всеобщее уважение студентов и профессуры. Были замечены его начитанность, знания, литературные способности, умение отлично записывать лекции, склонность к серьезной работе. В это время почти все педагоги вслед за Срезневским поняли, что такого даровитого студента с такими обширными знаниями еще не бывало в институте. Понял это и Иван Иванович Давыдов. Однако для Добролюбова пора первого увлечения профессорами и занятиями быстро миновала. Он начал теперь спокойно готовиться к лекциям — ровно настолько, чтобы никто не мог его упрекнуть в недостатке знаний по программе, и не заботясь о большем; а это не требовало от него особых; усилий и прилежания. Главные же усилия он стал тратить на чтение, самообразование и на те немногие институтские работы, которые считал для себя важными (например, изучение перевода «Энеиды»).

Письма Добролюбова позволяют судить о том, как его интересы постепенно становились глубже и многообразнее. Более острым и напряженным делается его внимание к литературе. Он следит за журналами; он не пропускает ни одного слова, когда Срезневский на лекции излагает литературные новости или читает стихи. Его удручает бедность современной поэзии, в которой он видит мало больших дарований.

События Крымской войны, начавшиеся осенью 1853 года, на первых порах не задели глубоко Добролюбова, хотя его письма к родным пестрят упоминаниями о молебнах за успехи русского оружия и слухами о военных действиях, доходившими до столицы. Но знаменательно, что во всех этих откликах ясно выражено его возмущение тем ложнопатриотическим пафосом, который искусственно подогревался в императорском Петербурге. Мало интересуясь действительным положением и нуждами русской армии, героически защищавшей Крымский полуостров от англо-французского флота, петербургское «общество» увлекалось войной как очередной сенсацией, поводом для разговоров, спектаклей и благотворительности. Добролюбов в одном из писем язвительно говорит об этом: «Война, после Рашели[5]

теперь, кажется, нераздельно занимает умы. Пробудились политики, патриоты, хвастуны, поэты…»; «…Поэты деятельно вооружились рифмами, оседлали Пегаса». Он переписывает и посылает домой с ироническими комментариями стихи Федора Глинки, П. Вяземского, Н. Кукольника, А. Майкова, Е. Ростопчиной, безыменные куплеты, ходившие по рукам. «Всюду разлилась стихотворная горячка…» В стихах на «злобу дня» он не ищет больших достоинств — они интересны ему только как отражение современных толков и настроений.

И тут ему приходит в голову большая мысль — свидетельство серьезных раздумий о состоянии литературы: «Того и гляди, что из этого хаоса вдруг встанет могучая душа и силою поэтического чувства своего вызовет к жизни нашу упавшую поэзию» (из письма от 1 марта 1854 года). Запомним эти слова, столь характерные для будущего критика.

Н. А. Добролюбов. Фотография 1857 года.

Дом на Литейном проспекте, в котором на втором этаже помешалась редакция «Современника» и квартира Н. А Некрасова.

О новых чертах в облике Добролюбова свидетельствует и обострение его интереса к Нижнему Новгороду, к его истории и его людям. Он называл это развитием «чувства родины в теснейшем значении этого слова». Однажды студентам предложили описать в сочинении свой город, свою губернию или уезд. Добролюбову очень хотелось взяться за такое сочинение, но он отказался, считая, что не обладает достаточным запасом сведений. Рассказав об этом в письме к родителям, он добавляет: «…всякий должен знать свою губернию как можно лучше во всех возможных отношениях, и я жалею, что совсем не знаю нижегородской статистики».