Добронега

Князь вошел и прикрыл за собой дверь. Хелье кивнул ему, но не поднялся с лавицы.

— Болит? — спросил Владимир, присаживаясь рядом.

— Не очень, — сказал Хелье.

Владимир помолчал, поразглядывал прячущего глаза Хелье, и произнес задумчиво,

— Я думал, друг твой тоже откажется. А он не отказался.

— Да.

— Но ведь так нужно? — сказал князь полувопросительно.

— Кому нужно, тот пусть и делает.

— Но ведь есть приказ.

— И что же?

— Приказам следует подчиняться.

— А я, князь, тебе ничего не обещал, не так ли. Я не одобренно-посвященный, я сам по себе.

Упрямый какой, подумал Владимир. Как нужны такие люди, особенно сейчас. Сказал, что сделает, и сделал. Мне бы десять таких молодцов да год сроку, чтобы их приручить.

— Для чего же ты оказал мне вчера услугу?

— То услугу. Служить тебе я готов. А душегубствовать ради тебя без разбору — нет. И жить я здесь у тебя не собираюсь. Где жил, там и буду жить.

Да, подумал Владимир, таким тоном и такими словами со мной никто не разговаривал лет пятьдесят уж как. И ведь неглуп парень, знает, что делает. Не от глупости дерзость, но от разума. Нравится он мне. Совсем еще мальчишка.

— Делай, как знаешь, — сказал он. — Алешка тебя помнит… Был ты, стало быть, у Ярослава.

— Был.

— Как он тебе?

Хелье все-таки удивился и поднял брови.

— Не стесняйся, — сказал Владимир. — Дело такое, брат Хелье. Молодой ты совсем, подкупить тебя не успели, развратить тем более. А мне вот положиться стало не на кого. Да что положиться — поговорить не с кем. Даже с Алешкой. С сыновьями моими и подавно. Дочери все наглые. Добрыня туповат стал. Странные дела у нас творятся. Говори — понравился тебе Ярослав? Говори не таясь.

— Ничего, — честно ответил Хелье. — Смелый он и рисковый. Хоть и странный.

— Хорошо он тебя принял?

Куда уж лучше, подумал Хелье. За нос водил. Посмешищем сделал прилюдно. В темницу посадил. Безоружного Житнику на растерзание отдал. Промолчать, что ли? Сделать ему ясные шведские глаза? А что, сделаю.

Владимир посмотрел в шведские глаза и улыбнулся.

— Отдыхай, — велел он. — А то сходи домой, там отоспишься. Где ты живешь?

— В Жидове. В доме купца Авраама.

— Знаю такого. И дом знаю. В общем, понадобишься ты мне скоро, Хелье. Казначея я предупредил. Зайдешь к нему, это в пристройке напротив входа, дверь синяя. Анастас его зовут. Он тебе выдаст двадцать гривен. Нужно будет еще — приходи, не стесняйся. Из города не уезжай, и из дому надолго не отлучайся. Согласен?

— Согласен.

— До встречи. А я пока пойду Алешку проведаю.

* * *

Прошедшим вечером, в Снепелицу, Святополка, сбежавшего из темницы, приняли в узком кругу в тереме Марии радушно. Болеслав обнял зятя, а сестры, Мария и Предслава, поцеловали. Святополк радовался, говорил возбужденно, перечислял свои невзгоды так, будто время, проведенное в темнице, было глупой, нелепой шуткой. Передние зубы его потемнели, часть волос выпала, был он худой и длинный. Он отказался от вина, поднесенного ему Эржбетой, и сказал, что пока жена его и ее духовник находятся в неволе, пусть и на свежем воздухе, пить он не будет.

Хлынул ливень, и продолжался до рассвета. Затем небо расчистилось и одновременно посветлело. Ночное совещание, вызванное докладом о промашке с Борисом, на этом прекратилось — сколько можно переливать из пустого в порожнее. Прибыли варанги, привезли какого-то пьяницу, и оказался он вовсе не Борис. Васс теперь спит, а когда проснется, будет в ярости по этому поводу, мол, ничего-то вы не умеете, дураки безмозглые. Святополк, еще не успевший опомниться от свалившейся на него свободы, перевозбужденный, очень усталый, ушел спать первый.

Болеслав вернулся в комнату, в которой три недели кряду был совершенно счастлив, но возлюбленной своей он там не обнаружил. Более того, остатки разодранной простыни на постели и на полу, распахнутая ставня и сломанная свеча говорили о вмешательстве в его дела враждебных сил.

Мария еще не спала. Нужно было собирать и опрашивать охрану. Оказалось, сделать это некому — Васс отсутствовал. Как, ведь он же спит? Нет, его нет в его покоях. А где он? Неизвестно.

Это показалось Марии странным. Она кинулась к сундуку и обнаружила недостаток хартий.

Мария разбудила Эржбету. Быстро одевшись в обычное женское платье киевского покроя, Эржбета произвела дополнительный осмотр и присоединилась к Марии и Болеславу.

— Подлец он, — сказала Мария. — Отвратительный подлец. И трус.

— Он не трус, — откликнулась Эржбета.

— И Предслава и хартии!

— Прости за дерзость, княжна, но ты не права. Не думаю, что Васс стал бы похищать Предславу прямо со второго уровня, — сказала Эржбета. — Он же не совершенный дурак. Зачем? Вывел бы ее на улицу, тихо и мирно. Она ему доверяла вполне.

Болеслав молчал.

— Скоро мы все узнаем, — пообещала Мария. — Созывай стражу.

— Нельзя.

— Почему?

— Если Предславу уже передали Владимиру, и ввиду того, что с Борисом наши ухари промахнулись, то, сама понимаешь…

— Договаривай.

— Владимир будет здесь с минуты на минуту с ратью. Человек пятьсот, включая Косых. Что мы можем им противопоставить — сорок наших пьяниц?

Болеслав ничего не сказал.