Доброволицы

На ночь я осталась дежурить одна. Очень было жутко в полной темноте ходить из хаты в хату по деревне, где все спало мертвецким сном. Но панический страх меня охватывал, когда я проходила мимо хаты курсанта. Все же надо было заходить и к нему: он лежал один, без санитара. Насколько я помню, он был контужен. Думаю, что был без сознания, но я не была уверена, и мне казалось, что он притворяется. Большой, черный, лохматый, смотрел на меня в упор безумными глазами. Мне казалось, что он сейчас вскочит и начнет меня душить. В темноте он представлялся не человеком, а каким-то чудовищем из другого мира. Побороть этого чувства я не могла. Он не стонал, ничего не говорил. Я быстро меняла ему компресс на голове и удирала. Этот невероятный страх помню и сейчас. К утру он скончался.

Утром я смениться не могла: нас было слишком мало.

Приехал генерал Шкуро, награждал казаков Георгиевскими крестами, а затем пошел в обход раненых. Мы его сопровождали. Когда он вышел из хаты есаула, сестра Ходоровская, которая никого не боялась, подскочила к генералу Шкуро и громко сказала, что у есаула гангрена. Генерал Шкуро остановился, хотел войти обратно и обратился с вопросом к доктору, но тот с самым спокойным и нахальным видом ответил, что это неправда, что сестра ничего не понимает. Генерал Шкуро ушел. Присутствовал дивизионный врач, но он никак не реагировал.

Когда я через некоторое время попала в поезд нашего корпуса, среди тяжело оперированных я нашла есаула. Ему отняли всю ногу, привезли со страшной гангреной. Если бы операция была сделана в Слоновке, ногу можно было еще спасти и если ампутировать, то ниже колена. Впоследствии доктор Знаменский работал в Севастополе в эпидемическом госпитале. На него многие указывали, даже подавали жалобы, но начальство его не трогало. Наконец он заразился не то холерой, не то тифом и умер.

После отъезда генерала Шкуро из Слоновки в то же утро стали грузить раненых на обывательские подводы для эвакуации. С этим дивизия торопила, и поэтому мы не успели сделать все, что было надо. И многим оказывали помощь, когда они уже лежали на телегах.

На другой день мы вышли из Слоновки и снова вернулись. Я так устала — нервы больше не выдерживали, и я попросила меня перевести в другое место. (Дальше в моей книжке ничего не записано. Точно все не помню.)

Поход продолжался. Помню обстрел в подсолнечном поле, обстреливали нас — по пыли в степи, но ничего особенного не было.

Глава 5. ДОЛГИЙ РЕЙС

Наконец я получила назначение в санитарный поезд «Единая, Неделимая Россия». Была 6 сентября в Туапсе — в отпуску — и вернулась уже на поезд.

Этот поезд состоял при нашем же корпусе генерала Шкуро. Он двигался за корпусом и стоял на ближайшей от него станции. Был оборудован как госпиталь, с прекрасной операционной и хорошим хирургом.

Раненых сразу же оперировали, их не эвакуировали, и они лежали в хороших вагонах. От поезда отделялась летучка, в два или три вагона, и на ней отправляли в тыл легкораненых и тех тяжелых, которым дорога не могла повредить.

Сестры были все кауфманские: Звегинцева, Таннберг, Скобельцина, Трегубова. Чудные вагоны, у каждой свое купе. Столовая с портретами Деникина, Колчака… Работали дружно! Всех сестер было, кажется, шесть. Сестра-хозяйка — не кауфманская. Старший врач — Сапежко, который был женат потом на сестре Таннберг. На поезд я попала совершенно случайно: когда я откомандировалась из отряда и ехала в Ростов за новым назначением, на ближайшей железнодорожной станции я увидела этот поезд. Я знала, что там работают наши сестры, и пошла к ним. У них как раз освободилось место. Они попросили старшего врача взять меня. Он запросил в Красном Кресте — и я осталась. Я была страшно рада. Во-первых, попала к своим, а во-вторых, осталась в нашем корпусе. Где мы стояли — не помню. Куда передвигались? Тоже забыла!

Но когда попали в Луганск и отправили летучку с ранеными в тыл — в Ростов, меня назначили их сопровождать. Было оборудовано две теплушки: одна с нарами для раненых (их было около двадцати человек) и вторая — кухня. Там из кирпичей поставили плиту. В этой теплушке ехали кашевар и санитар. Я ехала с ранеными. Большинство были ходячие. Лежачие были не тяжелые или уже отлежавшиеся в поезде.

Мне выдали все документы на раненых и на вагоны. Мы должны были прицепляться к поездам. Сначала все шло гладко: нас прицепляли, подвозили и снова цепляли. Но на какой-то большой станции мы застряли. Я пошла к начальнику станции. Он мне ответил, что нас ни к какому поезду прицепить не может и что надо ждать. Я ему поверила и ушла к своим.