Добровольцы

По крыше, зеленой от окиси меди,Сжимая древко самодельного флага,Уже смельчаки добирались к победеПод страшным обстрелом на купол рейхстага.А нам с бригадиром пришлось по-иномуДойти до победы, дорогой особой:Мы шли под землей с фонарями, как гномы,Ручные гранаты швыряя со злобой.Был путь наш, пожалуй, не менее трудным, —Строителям вышло ползти, как нарочно,В метро, что зовется у них унтергрундом,Пять суток бессонных во тьме полуночной.С Кайтановым я повстречался случайно.Давно мы не виделись — более года.Фонарики наши скрестились лучамиПод мутной капелью бетонного свода.Он звонко и молодо крикнул мне: «Женька!Тебя не хватало! Не лезь без оглядки!Тут можно взорваться, смотри хорошенько,Держись за мои боевые порядки».В квартале одном от позиции нашейВ своем бетонированном подземелье

Рейхсканцлер и фюрер, страну потерявший,Уже принимал ядовитое зелье.И умер он с Евой своей и собакойКак раз перед нашей последней атакой.В разбитом Берлине в канун ПервомаяКончалась вторая воина мировая.Но здесь, под землей, продолжалось сраженье,В туннелях поверхностного заложенья.Мы шли, как проходчики, сжав автоматы,По метру туннель у врага отбивая.Пред нами отборные были солдаты,Грозящая гибелью тьма огневая.Но фюрер безумный последним приказомПризвал на подмогу стихию природы, —И вдруг через шлюзы, открытые разом,В туннели нахлынули черные воды.Из Шпрее и мутного Ландвер-канала,Как кровь из артерий, вода прибывала.Мы слышали хрип захлебнувшихся немцев,Последний отчаянный вопль человечий.Минута — и вот уже некуда деться,Холодные волны по пояс, по плечи…Бушует в туннелях весенняя Шпрее.

И Коля зовет на поверхность скорее,И все это, кажется, очень похожеНа то, как прорвался плывун под Неглинной…Был с нами Акишин, мы были моложеИ не собирались идти до Берлина.Вот здесь перекрытье разрушили бомбы,И виден весеннего неба кусочек.Скорее нам выбраться в этот пролом бы!Вода ледяная кипит и клокочет.Мы вылезли мокрые, злые как черти,Как будто в гостях побывали у смерти.Нас улица встретила странным молчаньем:Рассвет словно в пекле пожаров разварен,И простыни ветер, как флаги, качаетНад толпами немцев на грудах развалин.Мы далее поняли сразу, что этоИ есть долгожданная наша победа.Понять ее силу нам некогда было:Саперы пошли обезвреживать мины,А Коля был вызван к начальнику тылаИ выехал срочно в предместье Берлина,Названье предместья как будто бы Цоссен.

Весенних деревьев прозрачная просинь.Был штаб расположен в уютненькой вилле,Оставшейся целой в событиях бурных.Вниманье Кайтанова остановилиПортреты хозяина в рамках фигурных.«Знакомая личность! Как будто когда-тоМы где-то встречались… Вот странность… А впрочем,Обычнейший немец в пилотке солдата,В мундире врага, не в костюме рабочем».…Штаб тыла загружен был новой работой —Снабженьем берлинцев крупою и мясом.Гигант-интендант, красный, в бисере пота,Орал в телефоны сорвавшимся басом:«Вас жители ждут! Выдвигайте скорееПоходные кухни на Франкфурт-аллее!»В день взятья Берлина так странно звучалоВ поверженном городе жизни начало.Кайтанов представился. «Вот и прекрасно, —Сказал интендант. — Вы строитель?»«Так точно».«Придется заняться работой опасной:Снять мины в подземке приказано срочно.Потом мы дадим вам полгода, пожалуй,

И вы восстановите эти туннели».А Колино сердце заныло и сжалось,Все мысли о доме, как порох, сгорели.«Так, значит, наш путь не закончен в Берлине,Придется остаться еще на чужбине!»Он выехал в комендатуру Берлина —Взять планы метро. У массивного входаБерлинцы шеренгою строились длинной.Какого здесь не было только народа!Обман, унижение, хитрость и радостьСплетались в клубок в этом гуле и гаме.Поодаль, у старой чугунной ограды,Стоял человек в полосатой пижаме.С крестом на спине и руками скелета,С бескровным лицом известкового цвета.Он что-то по-русски спросил у гвардейца,И Коля к нему повернулся невольно.Чтоб в эти глаза молодые вглядеться,Кайтанову было секунды довольно.«Так это же Фриц! Это наша бригада!»Чуть-чуть не сшибив проходившую немку,Он бросился к Фрицу: «Тебя мне и надо,Пойдем восстанавливать вашу подземку!»