Добровольцы

Люблю дорогу — самолет, и поезд,И дальнего автобуса пробег.Готов я мчать в пустыню и на полюс —В движенье глубже дышит человек.Для путешествия мне дай лишь повод,Меня в дорогу только позови,И я готов, как телеграфный провод,Быть вестником событий и любви.Мне поручили сочиненье песенДля фильма о военных моряках,И за ночь очутился я в ОдессеС одним портфелем да плащом в руках.Фантазия ли в этом виновата,Но иногда, въезжая в города,Вдруг кажется, что здесь бывал когда-то,Хотя и близко не был никогда.Таким явился мне приморский город,Невероятных полный новостей:На улицах кипел горячий говор,След южного смешения страстей;Спускались к морю крыши, как террасы,Открытые для солнца и ветров,Зеленоусым Бульбою ТарасомШумел платан, и нежен и суров.И я по плитам затвердевшей лавы,Что с древности, наверно, горяча,Спустился к синей колыбели славы,

К морским волнам, где тральщиков причалДля фильма нужно видеть жизнь матросов,На корабле я принят был как гость.Немало глупых задавал вопросов,Поскольку раньше плавать не пришлось.Но мне прощали эти разговорыВеликие герои без прикрас,Воюющие до сих пор минеры,Что в жизни ошибаются лишь раз.…Еще в начале нашего маршрутаВ тумане растворились берега,Со всех сторон вздымались волны крутоПодобьем бирюзовых баррикад.Чувствительный прибор сработал четко,Его сигналы объяснили мне:В квадрате этом мертвая подлодка,Чья — неизвестно, залегла на дне.Напялив водолазную одежду,Доспехи марсианские свои,На дно морское с фонарем надежнымСпустился старшина второй статьи.Над ним качались водяные горы,И тишина вокруг была как гром.Средь зарослей багровой филлофоры,Ракушками обросшую кругом,Он обнаружил мертвую «малютку»,Здесь пролежавшую десяток лет,Когда-то искореженную жутко

Ударом бомб глубинных и торпед.Таких вестей не удержать в секрете:Когда в Одессу лодку привели,На берегу уже стояли детиИ моряки, покинув корабли.Что там, за переборкою двойною,В отсеках, не заполненных водой?Броня уже не кажется стальною,Так обросла багровой бородой.Волшебной палочки прикосновенье,Сиянье автогенного огня —И наступило страшное мгновенье:В отсеки хлынул свет и воздух дня,Там, как живой, матрос, нагнувшись, пишетВ тельняшке рваной, как тогда сидел.Меня пронзило памятью: Акишин!Но броситься к нему я не успел.При соприкосновеньи с кислородомОн, как сидел с карандашом в руках,Обмяк и на глазах всего народаСтал рассыпаться, превращаясь в прах.Я задыхался. Так мне стало душно,Как будто весь наличный кислородЗа десять лет в пространстве безвоздушномСебе теперь мой бедный друг берет.Мне в тот же вечер в штабе рассказали,Что случай удивительный весьма,

Но на «малютке» в вахтенном журналеНашли обрывок личного письма:«Ты не жалей меня. Я счастлив былХотя бы тем, что так тебя любил».Я объяснил начальнику морскому,Что с этим человеком вместе росИ та, кому писал он, мне знакома,Она не знает, как погиб матрос.Пусть это трудно другу и солдату,Но повелело горе мне самоНемедленно доставить адресатуДесятилетней давности письмо.Мне выдали страницу из журнала,Истлевшую — едва видны слова, —И на исходе дня меня встречалаОбычной суматохою Москва.Но я не представлял себе, как трудноМне будет Леле рассказать о том,Что тот, кто спал так долго непробудно,К ней нынче обращается с письмом.И все же я отправился на стройку,На шахту, где начальницей она,И в проходной услышал голос бойкий,Как в дальние, былые времена.Шла Леля в шлеме и комбинезонеНавстречу мне по шахтному двору,С прорабом рассуждая о бетоне,Кляня вовсю снабженцев и жару.

«А, это ты, писатель! Очень рада!Я о тебе подумала как раз.Почаще заходить на шахту надо,Не отрываться от рабочих масс».Я молча протянул ей лист бумаги,Помятый и истлевший по краям,Где наш Алеша, как слова присяги,Ей написал: «Любимая моя!»Она признанье это прочитала —Как много сказано в одной строке!.. —И, улыбнувшись горько и устало,Спустилась в шахту, сжав письмо в руке.В тот день в подземном станционном залеКаком? Не важно — где-то по кольцу, —Бетон в квадратные опоры клали,И срок работы подходил к концу.Тут появилась инженер Теплова,Прошла не как обычно, а быстрей.И, никому не говоря ни слова,Трубы обрезок взяв у слесарей,Туда письмо Акишина вложилаИ, зачеканив с двух сторон свинцом,Письмо меж арматуры поместилаИ отошла с задумчивым лицом.Никто не видел этого. БетономПисьмо со всех сторон окружено.Пусть будет о моем дружке влюбленномОдним векам рассказывать оно.