Добровольцы

Ездили в баню. В Вышеград. Припозднились. Заночевали в ставшем уже родным интернате. С удивлением встретили в здании уже знакомого нам Игоря Т. — питерского парня, раненного в ногу. До сего дня он не уехал. Причина — заминка в получении причитающихся денег (жалованье плюс положенная по контракту компенсация за ранение) и отсутствие попутчика-сопровождающего в дальнюю дорогу. В одиночку путь на Родину он не осилит — болит недолеченная нога. Самостоятельно передвигаться на расстояние более чем в несколько десятков метров ему не по силам.

Встретили в интернате и другого старого знакомого — Сашку-Графа. Тот также дожидается каких-то последних формальностей перед возвращением домой.

Разговор с ним затянулся за полночь. Скорее это был не разговор, а инструктаж асом-ветераном нас, относительно недавно прибывших.

— Если в ходе боя или сразу после него будете заходить в мусульманские дома — не спешите. Сначала гранаты в окна, в дверь, потом пару очередей налево-направо, только тогда входите. Не хватайтесь за барахло — везде могут быть мины. Знайте: здесь мусульмане-фанатики. Почти у всех: детей, женщин, старух — в руках, под одеждой, где угодно — мины, гранаты. Если что — они подрываются. Так что хотите сами жить — валите всех подряд. Это не жестокость. Это война! Или вы — или они! Я все это не с потолка взял. Сколько наших уже легло здесь из-за доброты своей [5]. Понимаю, кто-то не может в старика или в бабу стрелять. Не осуждаю, все мы люди разные. Тогда просто в дом к мусульманам не входите. Здесь еще один момент есть — сербы, кто рядом с вами воюет, обращают внимание на то, как мы, русские, к мусульманам относимся. Для них они — враги навечно. И они правы. Что здесь мусульмане с сербами творили — кровь стынет. Так вот, мы с ними заодно. Не забывайте, если что — в бою они у вас за спиной. Поняли? Пулю-то не только спереди получить можно…

Вопросов по поводу этой импровизированной инструкции не было. Каждый переваривал молча, сам по себе. Только москвич рыжий Саша М., округлив глаза, замотал головой:

— Нет, я в детей стрелять не буду. Как же так — в детей…

Ему никто не возражал. Но никто и не поддержал. О том, что такое добро и зло, что нравственно или безнравственно, хорошо размышлять в уюте московской квартиры или в свете софитов за чашкой кофе в телестудии. А когда ты за тридевять земель от родного дома, когда твой тыл не прикрыт ни страной, ни вождем, ни законом — надеяться не на кого. Есть черта. По одну сторону — ты и правое дело. По другую — зло и нечисть. Оттенков нет. Или ты — или тебя. Приехал сюда — принимай эти жесткие условия.

* * *

Снова «положай». Все в прежнем русле. Днем — хождения за дровами, едой. Ночью — караул. Иногда с той стороны постреливают. Отвечаем взаимностью. Не без удовольствия. Сегодня ночью вспыхнула соседняя палатка. Причина — в карауле в это время оказался парень, который накануне откушал «крутых» таблеток. Он-то и опрокинул сооруженную из старой железной бочки печку. У таблеток своя история. Они оказались в багаже у Сереги Пожарника.

— Мне их Машка [жена. — Б.З.

] положила. Сказала: если выпить сильно захочется — прими. Я согласился, я же после лечения, — объяснял, добродушно щурясь, сам Серега.

Каким-то образом о таблетках узнали. Таблетки пропали. После этого среди нас несколько дней были те, кто смотрел на все вокруг очень удивленными с сильно расширенными зрачками глазами.

Тяга наших ребят к дурману — вовсе не свидетельство их порочности. Это порождение той обстановки, где мы находимся. Обстановка давит, плющит, переламывает. Водка (ее нет, и взять неоткуда и не на что) и таблетки могут, хотя бы отчасти, помочь перенести все это. Жутковато другое: если спустя уже месяц многим здесь не по себе — что будет с нами дальше? Во что это может вылиться? Не надо забывать: каждый все двадцать четыре часа в сутки при оружии, да и в боеприпасах нехватки не чувствуется.

* * *

Буквально на днях на страницах этого дневника отмечал, как в недавнем рейде при посещении разоренных мусульманских домов сибирский казак Мишка-Капелька с агрессивной активностью набивал свой вещмешок брошенным барахлом. Тогда брезгливо удивлялся, оценивал: как это нехорошо, как это неправильно. Сегодня сам оказался почти в подобной ситуации. В разведке на нейтральной территории зашли в бесхозный, полуразваленный артобстрелом дом. Оказавшись внутри, поймал себя на малосимпатичном моменте: смотрю по сторонам в поисках того, что можно было бы взять на память с собой. Автоматически остановился взглядом на валявшейся на полу кофейной медной турке с затейливо украшенной ручкой. Положил в карман.