Добрые слуги дьявола

«Должно быть, она меня не узнала с черными-то волосами», — сказал себе Мартин, вставив ключ в замочную скважину подъездной двери, и, выйдя из дома, пошел по улице, размышляя об эффективности изменения облика — этот вопрос стал для него актуальным в последнее время. Тихонько насвистывая, он неторопливо шагал по направлению к Рибера де Куртидорес, засунув руки в карманы (вернее, только левую, потому что другой он нес сумку для покупок). В голове Мартина шевелились праздные мысли, всегда выводившие из себя его сестру, когда они были детьми. «Нет, она не могла меня не узнать, — сказал себе Мартин Обес, — кого можно обмануть другим цветом волос? Разве что человека, видевшего тебя один или два раза, но уж никак не парикмахера. Плохо или хорошо, — размышлял он, — но в жизни все не так, как в комиксах: нацепил очки — и дело в шляпе, Супермен превращается в Кларка Кента; надел маску — и дон Диего становится Зорро. Все это чушь. Если мы знаем человека, бесполезно маскироваться, потому что все — и жесты, и фигура, и походка, не говоря уже о голосе, — все выдаст его. Верно, Фло?»

Так размышлял Мартин, как вдруг, повернув за угол, увидел у цветочного киоска двух своих знакомых, чьи фигуры, жесты и сюсюкающие голоса он узнал бы где и когда угодно.

— Только посмотри на эти фиалки, Ро. По-моему, этот горшочек будет просто потрясающе смотреться рядом с диваном или на нашем рабочем столе. Что скажешь?

— Супергениально, Кар, скажи, пусть пришлют нам его в офис.

— Эй, привет! — крикнул девицам Мартин с другой стороны улицы и уже собирался подойти поздороваться, но остановился, увидев, что, привлеченная тем же горшком с фиалками, к цветочному киоску приближается другая, менее знакомая фигура. Инес Руано еще не была Мартину так хорошо знакома, как Кар и Ро, поэтому он узнал ее лишь тогда, когда увидел лицо. Что же касалось обеих девиц, то за долгие часы собеседования в офисе все их повадки прочно врезались в память Мартина. И не только сразу бросающиеся в глаза — вроде привычки курить, держа сигарету в уголке рта, или поразительная синхронность жестов, но и многие другие.

— Мне очень жаль, подруга, но мы первые их увидели. — Два указательных пальца нацелились на горшок с фиалками и, прежде чем Инес успела хотя бы погладить цветок или что-то сказать, плечи обеих девиц нарисовали в воздухе угрожающий полукруг (этот жест Мартин заметил еще в первую их встречу).

«Да, эту парочку я узнал бы даже в капюшонах», — сказал он себе.

В то же время облик Инес был еще слишком нов для него. Мартин еще не помнил толком ее походку, не знал оттенки голоса, движения головы… он не был даже уверен, какого цвета ее глаза, хотя помнил, что они ему очень понравились. Какие они? Карие или, быть может, черные?

«А ты не подумал, болван, что тебе вряд ли следует стоять здесь, наблюдая за этой сценой, именно сегодня?И еще размышляешь об эффективности маскировки! Они ведь заметят тебя. Оназаметит, ведь она намного наблюдательнее тебя, и тогда, скажи, идиот, как тебе удастся заставить ее поверить в то, что ты дьявол, если она видела тебя несколько часов назад на улице с сумкой для покупок в руке? К тому же не забывай, она тебя и так уже знает — я имею в виду не только встречу в «Кризисе 40» (будем надеяться, что сильное опьянение оправдает возлагаемые на него надежды), а тот раз, когда она ошалело уставилась на тебя, когда ты заходил в кафе на углу. Да, конечно, на тебе была шерстяная шапка, натянутая по самые глаза, как носят сегодня. Ну и что из того? К сожалению, у тебя слишком запоминающаяся внешность, красавчик. Понял, Мартинсито?»

«Этого еще не хватало», — спохватился Мартин, и, прежде чем он успел сказать что-нибудь в свое оправдание, опять раздался голос сестры — торжествующий, какой всегда, когда она чувствовала, что одержала над Мартином блистательную победу: «Ты ведь такой рассеянный, что не подумал о главном: эта женщина — фотограф, фо-то-граф, Мартинсито, а у них все лица просто отпечатываются в памяти, так что у тебя есть все шансы быть узнанным. Хорошо еще, если она не видела тебя с этой сумкой домохозяйки, а если да, то, считай, все пропало, недоумок».