Добрый доктор

Но мой приезд сюда все-таки принес неприятности. Беда сгустилась вокруг меня, словно вихрь пыли на ветру. Лучше всего было уехать, так и не узнав, каковы будут последствия. Так мы немедленно и поступили. Не пробыв в деревне и трех минут, вновь отправились в долгий обратный путь.

— Но она жива, — сказал я себе вслух. Это было полчаса спустя, когда мы мчались по каким-то ничем не примечательным местам. — Хотя бы это мне известно.

— Да, — радостно подтвердил мой спутник. — Она жива.

И это уже кое-что. Все остальное я узнать не в силах. Она была таинственным знаком, вокруг которого вращалась моя жизнь, но для нее самой я был лишь второстепенной деталью, источником смятения и беспокойства. Я никогда больше ее не увижу — но она жива.

Когда я высадил проводника у его деревни, он выжидающе застыл у машины. Я был так поглощен собственными мыслями, что не сразу догадался достать бумажник.

Собираясь в дорогу, я решил: Марии нужно дать денег. И теперь мне сразу попалась под руку припасенная пачка купюр, сложенная вдвое. После недолгих колебаний я вынул всю пачку и отдал проводнику. Сумма была крупная — столько я никогда еще никому не давал за услугу. Сам не знаю, каковы были мои подсознательные намерения, — планировал ли я выкупить Марию у мужа или компенсировать мое неожиданное исчезновение из ее жизни…

Проводник, на миг вытаращив глаза, поспешил убрать деньги подальше. Его улыбка стала ослепительной.

Незадолго до того, как его доконал рак, отец изъявил желание приехать ко мне в гости. Полагаю, в этом выражалось его одобрение. Узнав, что я наконец-то назначен на пост главного врача, отец воскликнул: «Слава богу!» В этом случае он исходил из собственных представлений. Я не стал открывать ему глаза на реальность. К моему облегчению, он так и не приехал — был уже слишком слаб. Он умер, думая, что я наконец-то преодолел черную полосу и чего-то добился в жизни. Наверное, на бумаге так и есть.

По очевидным причинам для меня многое изменилось. Например, я перебрался в кабинет доктора Нгемы. Вместо доски для дартса и многочасового безделья — письменный стол и горы бумаг. Я больше не чувствую себя врачом. Превратился в администратора.

Больница на грани упразднения, и мои служебные обязанности состоят в том, чтобы ее спасти. Я пишу письма, обзваниваю нужных людей. Министерство хочет нас закрыть, и я трачу массу времени, доказывая, почему этого делать не следует. Мы проводим жизненно важную работу в нищих сельских районах, твержу я. По иронии судьбы, чтобы подтвердить это примером из практики, я вынужден ссылаться на два выезда мобильной поликлиники Лоуренса.

Теперь мы никуда с мобильной поликлиникой не выезжаем. И вообще мало что делаем. Врачей осталось всего двое, столько же, сколько кухонных работников: у каждого из нас свой повар. Даже не знаю, сколько здесь еще выдержит Хорхе.

Нам пришлось ужать свою деятельность во всех отношениях. По сути, больница превратилась в амбулаторию, которая работает по утрам, не больше двух часов в день. В основном мы раздаем советы и лекарства. Все тяжелые больные, а также не тяжелые, но нуждающиеся в госпитализации хотя бы на сутки, получают направления в другие больницы.

В общем, ситуация отчаянная, перспектив никаких. Но все же, наперекор логике, я доволен. Возможно, это лишь ложная умиротворенность, наступившая после капитуляции перед судьбой. Но мне почему-то кажется, что теперь я на своем месте.

Наверное, дело всего лишь в том, что после семи лет ожидания я продвинулся на двадцать метров, в кабинет доктора Нгемы. Мелочь, но для меня она много значит. Новая комната — голая, чистая, пустая. В такой хорошо начинать заново. Я разложил свои вещи, купил и развесил по стенам несколько картин и ковров. Приложил усилия, чтобы оставить свой отпечаток в этом безличном интерьере. Теперь моя жизнь снова пустила корни. Я знаю, что навеки тут не застряну, — еще будут другие места и другие люди.

Перемена малюсенькая, но благодаря ей я смотрю в будущее совершенно иными глазами.

Подозреваю, все бы сложилось иначе, если бы ко мне не подселили соседа.