Добрый и мертвый

Худой человек с короткими черными волосами и чисто выбритым лицом с удивлением взглянул на меня. Глаза его были раскосыми, кожа туго обтягивала скулы. Он держал карты перед собой, раскинув их широким веером.

– Мое имя – Кеннон, – сказал я ему. – Насколько я понимаю, Гарри Цзе играл здесь вечером в карты перед тем, как был убит.

– Да? – отозвался худой человек.

– Вы здесь ведете игру?

– Могу и я. А в чем дело?

– Кто выиграл вечером в понедельник?

Худой человек задумался, пожал плечами и повернулся к другому игроку.

– Кто выиграл, Томми?

Томми был мощным парнем с широким лицом. Он тоже пожал плечами:

– Не помню, Лан.

– Это твое имя? – уточнил я первого парня.

– Да. Лан Чин.

– Так кто выиграл в тот день, Лан Чин?

– Не помню.

– Это был Гарри?

– Не думаю.

– Да или нет?

– Нет.

– Ты уверен?

Лан Чин посмотрел на меня:

– Вы из полиции?

– Нет.

Он кивнул:

– Гарри не выиграл. Этого для вас достаточно, – он вернулся к своим картам, выудил две из веера и сказал игроку, сидевшему напротив, – две карты.

Сдающий бросил две карты на стол, и Лан Чин потянулся за ними. В этот момент я протянул руку и сжал его запястье:

– Я еще не закончил, Лан.

Он высвободил руку и отодвинул стул назад.

– Тебе лучше убраться отсюда к черту, приятель, – заметил он.

– Курт, – поправил я. – Я хочу знать, кто здесь выиграл вечером в понедельник. Ты собираешься ответить на этот вопрос?

– Какое это имеет значение?

– Мне надо знать.

Лан нетерпеливо указал головой:

– Томми выиграл.

Я повернулся к мощному, широколицему китайцу:

– Ты?

– Да.

– Сколько?

– Несколько баксов.

– Гарри проиграл?

– Да.

– Сколько?

– Не помню. Два-три доллара.

– Кто еще выиграл? Ты сказал, Томми, что выиграл несколько баксов. Ты также утверждаешь, что Гарри проиграл около трех баксов. Что же делали остальные?

Лан Чин встал:

– Мы часто срываем банк. Подходит вам такой ответ?

– Может быть, – ответил я. – Возможно, я еще вернусь.

Кто-то за столом пробормотал:

– Не торопитесь.

Я остановился у конторки за деревянными перилами, и толстый китаец поднял на меня глаза.

– Я не уверен, что расслышал ваше имя, – произнес я.

– Вон. Сэм Вон.

– Мистер Вон, вечером в понедельник Гарри ушел отсюда один?

– Один.

– Он не говорил, куда направляется? У него не было свидания с кем-нибудь?

– Нет. Он не говорил. Я думаю, он идти домой.

– Понимаю.

Сэм Вон смотрел на меня с удивлением:

– Гарри нет убит ночью понедельник, – сказал он с недоумением. – Гарри убит ночью вторник.

– Знаю, – отозвался я. – Это как раз то, что смущает меня.

* * *

Ни одна из моих версий не подходила. Я точно стукнулся головой о каменную стенку, и это ощущение мне не понравилось. Точно так же в прежние дни мне не нравилось, когда кто-то совал мне под нос жирный гонорар, держа его как морковку для кролика, и требовал, чтобы я нашел пропавшего супруга или устранил повод для шантажа.

Сейчас гонорар мне не грозил. Только мысль о Джо, лежащем мертвым в маленьком парке, заставляла меня действовать, мысль о Джо, о котором я не знал практически ничего.

Я думал о последней бутылке, которую мы распили, сидя на краешке кровати несколько дней назад. Мы прикончили пятый «Империал», забыв о жарких улицах снаружи, забыв обо всем, кроме желания погрузиться в безрассудное глухое опьянение.

Теперь Джо мертв, и Чарли подозревает, что есть связь между его смертью и смертью Гарри Цзе, человека, которого я вообще не знал. Разумный парень назвал бы это гиблым делом. Разумный парень сказал бы: «Отлично, ты, тупой ублюдок, твоя первая идея была ложной. Гарри Цзе не выиграл ни гроша и убили его не из-за этого. Есть какая-то другая причина, она кроется не в обманувшей его жене, потому что любовь ясно написана на ее лице. В общем, оставь это и забудь».

Но я давным-давно перестал быть разумным. Я перестал быть им с той ночи, когда разворотил лицо Паркеру.

В поисках цели я двинулся по Чайнатауну. Я шел мимо витрин, в которых были выставлены травы и коренья, рыба, пряности и битая птица. Я шел мимо других витрин, где были выставлены сандалии и кимоно, нефрит, четки, шкатулки, статуэтки и веера. Я шел мимо киосков с китайскими газетами и журналами. Я шел мимо ресторанов, мимо домов, нижние окна которых находятся на одном уровне с улицей. Я шел мимо всего этого в одуряющей зловонной жаре, которая в узких улочках липла к тебе как нечто осязаемое.

Но так ничего и не надумал.

Жара душила. Она заползала в распахнутый ворот моей рубахи, стекала струйками пота по спине. Было слишком жарко, чтобы ходить, и слишком жарко, чтобы думать, и чертовски жарко, чтобы делать что-нибудь кроме того, как приникнуть к стакану пива, покрытому холодными капельками.

Но я думал, я гнал жару вон из мозга и пытался вспомнить, что миссис Цзе говорила о своем муже.

Экспорт-импорт.

Я остановился в ближайшей лавочке, перебрал две дюжины Цзе в телефонной книге и наконец обнаружил адрес его конторы прямо в центре Чайнатауна, где, как надеялся, нахожусь и я. Вздохнув, я вытер пот со лба и направился в его офис.