Добрый мир

хочется ее играть. «Звучат последние аккорды сонаты, и публика громко

рыдает,— жестко подумал он.— Маэстро утирает скупую мужскую слезу...»

Он «закрыл» левой педалью звук и неожиданно начал наигрывать один из

своих «Этюдов». В какой-то развесело-дикси-лендовой манере. «Этюд номер

два. Старенький»,— объявил он про себя шутовским голосом.

Покончив с Этюдом, он, не останавливаясь,

заиграл что-то для себя непонятное. «Вперед, маэстро!» — подбадривал

он сам себя. «Мяса! Мяса побольше! Правая педаль!» Звук раскрылся.

Внезапно он увидел тему. Вернее, даже не тему, а маленький обрывок

ее: из хаоса почти беспорядочных звуков словно запросился связный кусочек

мелодии. «Откуда это?» — настороженно подумал Илья. Руки торопливо

начали поиск мелькнувшего обрывка. Он «вытащил» его полностью. «Что

дальше? — лихорадочно соображал он.— Дальше!» Левая рука беспокойно

искала аккомпанемент. Показалось, что мелькнуло какое-то продолжение.

«Так, не дергаться... четче рисунок...» Илья осторожно повел это хрупкое,

грозящее вот-вот ускользнуть, продолжение. «Откуда это? — еще раз спросил

он себя.— Неужели где-нибудь слышал?» Он сильно вспотел. Чувствуя, что у

него течет по щекам, он, не отрывая рук от клавиш, поочередно поднял плечи

и стер ими пот со щек.

Он играл уже как первоклассник музыкальной школы: голая, без

всяких украшений, тема правой рукой — и простейший, тоническими

трезвучиями, аккомпанемент левой. Нужно было во что бы то ни стало

«раскрутить» до конца мелодию.

«Интересно, как это им нравится? Что он думает? Что я сейчас стал бы

демонстрировать ему образцы техники? А Иринка? Почему она стала

говорить ему «вы»?.. Как он здорово сдал. Почти совсем лысый. И

неуверенность эта... Соло на басу! Здесь контрабас. Мягче, мягче! В правой —

сакс. Так. Один. Голый саксофон до четвертой октавы, по нарастающей.

Саксофон — это человек!.. А почему это должно на что-нибудь походить?

Почему я боюсь, не чужое ли это? Они что, жили как я? Они по-своему жили,

я по-своему... Что, Гершвин пил газировку по случаю праздника и до

посинения старался быть добрым и хорошим? А Стравинский рассказывал

Голь-ман про папашу? Я — степной кочевник. Что вижу, то и пою. И они

пели, что видели. У каждого свои темы... Как он Ирку расшевеливать будет?

Почему он так мало шутит? Он же так смачно шутил! Из любого положения!

Кто его успел так заклевать?.. А я? Что мне было нужно? Этот черный ящик?

Зачем?.. Что я хотел? Денег, что ли?.. Да нет же!! Не мог же я из-за денег!..»

Илья повел свою тему сначала. Нужно было охватить ее целиком.

Нужен был верный размер и темп. Он настолько в нее ушел, что временами

ему казалось, будто он и в самом деле слышит вступающий хор скрипок и

щемящую хрипотцу одинокого саксофона. «Без нервов, пожалуйста,—

попросил он себя,— они все видят: и твою паучью позу, и твою мокрую

рубашку... И не топить в импровизациях! Это потом... Сейчас заканчивать.

Мощнее. Все, на что оно способно!»

С заключительными аккордами «Илька-дурак» словно подпрыгнул.

«Ничего не забыть!»— почти панически подумал Илья, когда исчез звук.—

Завтра обязательно записать. Нет, сегодня! Ночью! Они лягут спать, а я... Где

он будет спать?!»

— Ты что играл? — напряженно спросил отец.— Я аж сам вспотел.—

Он смутился и полез в карман за платком.

— Да так, небольшая джазовая композиция в соль миноре,— ответил

Илья и встал.— Здесь в самом деле что-то жарко... Я пойду на кухню,

покурю... Вы чай будете?

— Будем!— Иринка спрыгнула с дивана и повисла у Ильи на руке.— А

я тоже так играть буду? — восторженно спросила она.

— Понятно! — ответил Илья. И в голове его снова пронеслось:

«Только не забыть. Только ничего не упустить! Только не расплескать ничего

до ночи!»

СОДЕРЖАНИЕ

Рассказы

Милочка

С глазу на глаз

Чисто профессиональный спор

Воспитание по Станишевскому

Сверчок

Добрый мир

Кто дочитал «колобок»

Резкий парнишка

Ненастуяявшня рассвет

Ветеран

Повести

Внимание: всплытие!

Введение в курс композиции