Добрый царь Ашока

– В последнее время власть явно тяготит его: проникнувшись идеями Будды, он отстранился от мирских забот, – но для того чтобы вернуться к царствованию, для того чтобы править жёстко и решительно, ему надо будет отказаться от этих идей. Это возможно, но маловероятно, – царь слишком проникся ими. Это уже не прежний Ашока, властный правитель и суровый полководец, он превратился в отшельника, в монаха, в нём не осталось ничего царственного. Незачем бояться его, он не опасен.

– Хорошо, если ты не ошибаешься, – глухо проговорил Самади.

– За всю свою жизнь великий визирь ни разу не ошибался, – с улыбкой возразила Кумари. – Можешь не сомневаться, что он не ошибается и сегодня, в столь ответственный момент. Ты ведь всё тщательно взвесил, визирь, отмерил и перемерил?

– Зачем тебе был бы нужен иной визирь, великая царица? Меня ценят именно таким, каков я есть, – просто и откровенно сказал Мукеш.

– Мы высоко ценим твои заслуги и твои таланты, великий визирь, – ответила Кумари. – Ты ещё увидишь, как велика будет наша благодарность.

– Да, ещё увидишь, – пробурчал Самади.

– О, я не сомневаюсь в вашей щедрости и благородстве, – Мукеш приложил руку к сердцу. – Для меня счастье служить надёжной опорой вашей власти.

– Без которой рухнет всё здание? – лукаво прищурилась Кумари.

– Великая царица хорошо меня поняла, – ответил Мукеш.

– Мы всегда отлично понимали друг друга, – сказала Кумари.

* * *

Ашока сидел на плоском камне на вершине горы и смотрел вниз. Там простирались бескрайние леса, в которых кипела бурная, сложная и тяжёлая жизнь, но отсюда, с вершины всё казалось спокойным и гармоничным. Небо, горы и земля составляли часть великого неповторимого мира, несравнимо большего, чем земной мир с его мелкими страстями. Питимбар прав, думал Ашока, когда-нибудь люди увидят величие и красоту мироздания, и тогда страсти утихнут, пороки исчезнут, жизнь преобразится и засияет чистым светом. Нам не дано дожить до этого, – во всяком случае, не в нынешнем воплощении, – но это будет, а значит, нечего тревожиться, нечего бояться. Да, мы сделали всё что могли, и уйдём с достоинством; мы оставляем этот мир без горьких сожалений, с верой и надеждой в его светлое будущее.

Ашока вздохнул и взглянул на высокие белые облака, плывущие в небе. Тень от них скользила по горам и лесам; они на мгновение делались скучными и унылыми, чтобы вновь вспыхнуть яркими красками. Тёплый ветер растрепал волосы царя, он поправил их и с наслаждением подставил лицо под его порывы. Хорошо, сказал себе Ашока, хорошо…

Тихий и умиротворённый спустился он с горы, выпил воды из родника и умылся.

– Меня никто не спрашивал? – спросил он людей, что были здесь.

Они робко ответили:

– Великий царь, в деревне за ручьём тебя ждёт человек, приехавший из города.

Ашока удивился такому их ответу и с неприятным чувством пошёл к мосту через ручей.

– А, вот ты где, а я уже хотел послать за тобой! – услышал он уже издалека голос Питимбара. – Говорят, царь поднялся на гору и сидит там, – а сколько ещё просидит, неизвестно.

– Зачем я тебе понадобился? Отвечай без ужимок и шутовства, – недовольно сказал Ашока.

– Ну вот, опять ты приказываешь шуту не быть шутом, – отозвался Питимбар. – Впрочем, ты прав, я сейчас не шут, но посол.

– От кого же? – нахмурился Ашока.

– От великого царя Ашоки. Я привёз тебе его указы: отойдём в сторонку, я тебе расскажу о них, – ответил Питимбар. – Они такие суровые и грозные, что попробуй их не исполнить.

– Что за чушь ты несёшь, – сморщился Ашока. – Ты, как всегда, приложился к кувшину вина?

– Ни в одном глазу! – обиженно вскричал Питимбар. – Я мчался к тебе, как ураган, а разве ураган бывает пьяным?

– Так что же за указы? Говори яснее, – Ашока злился на самого себя за своё раздражение.

– Первый касается увеличения налогов, он отменяет твой прежний указ о пересмотре их в сторону уменьшения. В нём же говорится об обязанности должников, каким бы тяжёлым ни было их положение, выплатить все их долги, – особенно долги перед государством. У тех, кто не выплатит, будут отнимать имущество, – сообщил Питимбар.

Ашока так изумился, что не смог произнести ни слова и только развёл руками:

– Но…

– Погоди, это ещё не всё, – продолжал Питимбар. – Второй указ касается больниц, приютов для бездомных и гостиниц для путников. В нём говорится, что они не оправдывают своё предназначение и обременительны для казны, поэтому большая часть их будет закрыта, а на содержание остальных будут собирать пожертвования. То же относится к приютам для животных.

– Но кто… – хотел спросить Ашока, однако Питимбар перебил его:

– Третий указ гласит, что отныне наша древняя вера является главной в стране. Остальные вероучения могут существовать с особого дозволения царя и под присмотром его слуг. Запрещается порочить нашу веру и вести споры о ней, ибо это приводит к смуте и бунтам. Покушение на нашу веру будет рассматриваться как государственное преступление… Четвёртый указ касается бунта, вспыхнувшего в Саранганатхе…

– Где, в Саранганатхе?! – Ашока подумал, что ослышался.