Дочь «Делателя королей»

В сентябре все они возвращаются домой, став богаче, чем мечтали, обремененные серебряными слитками, драгоценными камнями, золотыми украшениями и ожиданиями получить в будущем еще больше. За отказ от английских земель во Франции король Эдуард будет ежегодно получать в свою казну по семьдесят пять тысяч крон в течение ближайших семи лет, и по пятьдесят тысяч в последующие годы. Джордж, герцог Кларенс, всегда находящийся рядом с королем, когда в воздухе пахнет легкой наживой, признан хорошим советником, и тоже получает жирный кусок от этой бесчестной сделки. Общего воодушевления не разделяет один человек: из всех лордов, уехавших во Францию и вернувшихся разбогатевшими, только мой муж Ричард предостерегает Эдуарда, что это опасный способ победить французского короля. Он предупреждает, что простые люди Англии будут думать, что их налоги потрачены впустую, что жители Лондона и дворянство отвернутся от короля после этого бесчестья; он просит не продавать первородство Англии за французское золото. Мне кажется, Ричард — единственный человек во всей армии, выступивший против этого договора. Все остальные слишком заняты подсчетом барышей.

— Он знал, что я не согласен с ним, он знал, что я хочу войны и могу принести ему французского короля на серебряной тарелке! — кричит Ричард в наших покоях за плотно закрытыми дверьми.

Его мать, слава Богу, находится в Фотерингее и не сможет присоединить свой голос к хору, восхваляющему короля.

— Ты подчинился ему?

— Конечно. Все остальные были подкуплены. Уильям Гастингс получит две тысячи крон в год. И это еще не все: Эдуард согласился освободить Маргариту Анжуйскую.

— Отпустить королеву?

— Она больше не будет называться королевой, она отказалась от титула и претензий на корону Англии. Но ее должны отпустить.

Меня сковывает жуткий страх.

— Она не явится к нам? Ричард, я боюсь увидеть ее у нас дома.

Впервые после возвращения он смеется громко и легко.

— Боже мой, нет. Она собирается во Францию. Там Луи присмотрит за ней, раз так хорошо за нее заплатил. Они стоят друг друга. Два бесчестных, жадных лжеца, позорящих свои короны. На месте Эдуарда я казнил бы ее и победил бы его. — он ненадолго замолкает. — На месте Эдуарда я не опустился бы до этого бесчестного перемирия.

Я кладу руку ему на плечо.

— Ты выполнил свой долг. Ты собрал людей и отправился воевать.

— У меня ощущение, что мой брат стал Каином, — горько признает он. — Вернее, они оба. Два Каина, продавшие свое первородство за чечевичную похлебку. Я единственный из них, кто заботился о чести. Они посмеялись надо мной и назвали рыцарствующим простаком; они сказали, что я мечтаю о сказках, пока все остальные стоят, уткнувшись рылами в корыто. — он поворачивает голову и целует мое запястье. — Анна, — тихо зовет он.

Я наклоняюсь к нему и целую в шею, где начинают расти волосы, а когда он тянет меня к себе на колени — его закрытые глаза, нахмуренные брови и горько сжатый рот. Когда он несет меня на кровать и берет меня, я хватаюсь за него скрюченными пальцами, я молюсь, чтобы он подарил мне еще одного мальчика.

Глава 9

Замок Миддлхэм, Йоркшир, лето 1476

Мой трехлетний сын Эдуард уже выпущен из детской комнаты, и переодет из младенческих платьиц в правильную одежду. Портной Ричарда изготовил для него маленькие копии костюмов отца, и я сама одеваю его каждое утро — зашнуровываю рукава, натягиваю на маленькие ножки сапоги для верховой езды и говорю ему спуститься вниз. Скоро его волосы будут подстрижены, но пока я заботливо расчесываю его каштановые локоны, накручиваю их вокруг моих пальцев и расправляю поверх кружевного воротника. Я каждый месяц прошу Бога дать мне еще одного ребенка, который станет для него братом, я молюсь даже о девочке, если на то будет Его воля. Но месяц идет за месяцем, мои крови приходят регулярно, и я не чувствую себя больной по утрам, не чувствую той прекрасной слабости, которая говорит женщине, что она носит дитя.

Я хожу к травнику и приглашаю врача. Травник дает мне пить самые мерзкие зелья, и еще мешочек травы, чтобы носить его на шее, а врач предписывает есть мясо даже по пятницам и обещает, что из холодной и сухой я стану горячей и влажной. Мои фрейлины шепчут мне, что знают одну мудрую женщину, женщину владеющую тайным знанием; она может высвистеть ветер и вызвать бурю, задуть огонь где-то вдали, она может оживить семя в чреве молодой женщины — но я останавливаю их.

— Я не верю в подобные вещи, — говорю я решительно. — Таких вещей не существует. А если бы они и были, они находятся за пределами человеческих знаний и противоречат Божьей воле; я не хочу иметь с ними ничего общего.