Дочь «Делателя королей»

Она ловит мой взгляд и дарит мне ледяную улыбку, которой всегда дает понять нам с Изабель, что даже посреди торжественных похорон своего свекра не забывает, что ее отец умер позорной смертью от руки нашего отца. Мой отец вывел ее отца на городскую площадь в Чепстоу, обвинил его в государственной измене и публично обезглавил без суда и следствия. Его старший сын Джон умер рядом с ним, последнее, что он видел в этой жизни, была окровавленная голова его отца на плахе.

Изабель, сидя рядом со мной, вздрагивает, словно кто-то прошел по ее могиле.

— Ты видишь, как она смотрит на нас, — шепчет она.

— Ах, Иззи, — упрекаю я ее. — Чем она сможет навредить нам теперь? Когда король так сильно любит Джорджа? Когда Ричард в такой чести при дворе? Когда мы стали герцогинями королевского Дома? Наши мужья вместе воевали во Франции и вернулись оттуда добрыми друзьями. Не думаю, что она сильно любит нас, но ничего поделать с нами не может.

— Она может наслать на нас порчу, — тихо говорит Изабель. — Ты сама знаешь, что она умеет вызывать бурю. И каждый раз, когда у моего Эдуарда режется зуб или начинается лихорадка, мне кажется, что она сглазила нас или воткнула булавку в магическую куклу. — ее рука тревожно ощупывает живот под платьем. — Я ношу специально благословленный пояс, — продолжает она. — Джордж получил его от своего астролога. Он должен отвести дурной глаз и защитить меня от нее.

Конечно, мои мысли сразу обращаются к Миддлхэму и моему мальчику, который может упасть с пони, или пораниться на уроке фехтования, простудиться или заразиться лихорадкой, надышаться миазмами или выпить гнилой воды. Я качаю головой, чтобы отогнать страх.

— Я сомневаюсь, что она вообще думает о нас, — твердо говорю я. — Бьюсь об заклад, что она думает только о своей собственной семье, двух драгоценных сыновьях, братьях и сестрах. Мы для нее ничто.

Изабель не соглашается.

— У нее есть шпионы в каждом доме, — возражает она. — Поверь мне, она думает о нас. Одна фрейлина сказала мне, что она каждый день молится, чтобы не оказаться снова в убежище, и чтобы ее муж не потерял свой трон. Она молится за уничтожение своих врагов. И не только молится. За Джорджем следят постоянно и повсюду. Я знаю, что она шпионит за мной в моем собственном доме. Наверняка она подослала кого-нибудь и к тебе.

— Ох, Иззи, ты говоришь совсем как Джордж!

— Потому что он прав, — она в это искренне верит. — Он прав, что не доверяет королю и боится королевы. Вот увидишь. Однажды ты услышишь, что я умерла внезапно и без уважительной причины, и это случится от того, что она пожелала мне зла.

Я прерываю ее.

— Замолчи! — я оглядываюсь на высокий стол.

Королева моет пальцы в золотой чаше с розовой водой и вытирает их льняным полотенцем, которое на коленях протягивает ей слуга. Она не похожа на женщину, которая подсылает шпионов в дома невесток и втыкает булавки в детские изображения. Она выглядит совершенно безобидной.

— Иззи, — мягко говорю я. — Мы боимся ее, потому что помним, как много зла причинил ей наш отец. Его грех лежит бременем на нашей совести, и мы боимся своих жертв. Мы боимся ее, потому что она помнит, как мы собирались украсть у нее трон — мы обе — и мы обе были замужем за мужчинами, которые подняли против нее оружие. Она знает, что и Джордж и мой первый муж хотели убить Эдуарда и заключить ее в башню. Но, когда мы потерпели поражение, она приняла нас. Она не обвинила нас в измене и не бросила в тюрьму. Она никогда не проявляла к нам ничего, кроме уважения.

— Это верно, — отвечает сестра. — Ничего, кроме вежливости. Ни гнева, ни жажды мести, ни доброты, ни тепла, никакого человеческого чувства. Разве она не говорила нам, что никогда не забудет того, что совершил наш отец? Разве ты не помнишь, как ее мать вызвала холодный ветер, который задул все свечи?

— Одну свечу, — поправляю я.

— Разве она говорила тебе, что чувствует ярость? Что никогда не простит нас? Разве она хоть раз говорила с тобой или со мной, как говорят друг с другом женщины?

Я нехотя качаю головой.

— Нет. Ни одного неосторожного слова. Ее злоба хранится глубоко в ее душе, как ледяная глыба. Она смотрит на нас рыбьими глазами, как та самая Мелюзина, эмблема ее Дома, полурыба-полуженщина. Она холодна, как рыба, и я клянусь, что она замышляет мою смерть.

Я качаю головой слуге, который подносит нам новое блюдо.

— Прими его, — с тревогой подсказывает Изабель. — Она прислала нам это с высокого стола. Не отказывайся.

Я зачерпываю ложку соуса.

— Ты не боишься, что оно отравлено? — спрашиваю я, пытаясь посмеяться над нашими страхами.

— Смейся, если хочешь, но одна из придворных дам рассказала мне, что у нее есть секретная шкатулка с эмалью, а в ней клочок бумаги с двумя именами. Эти имена написаны кровью, и она поклялась, что эти люди не будут жить.

— Что за имена? — шепчу я, опуская ложку, мой аппетит исчез. Я больше не могу притворяться, что не верю Изабель и не боюсь королеву. — Какие имена она хранит в тайне?