Дочь дыма и костей

Слушать объяснения Зузана не желала. Разговор закончился нехорошо, и Кэроу осталась сидеть с телефоном в руках – звонить больше некому. Она содрогнулась, внезапно осознав, как мало людей было в ее жизни. Мелькнула мысль об Эстер, «липовой» бабушке, но вызвала лишь досаду, от которой совсем отключился мозг. Она чуть не выбросила телефон – зарядного устройства все равно не было, – однако на следующее утро очень обрадовалась, что не сделала этого. Она сидела в кафе, когда, почти полностью разряженный, он завибрировал в кармане. Открылось сообщение: «Еды нет. Спасибо, что уморила меня голодом. Загибаюсь…»

Она засмеялась, закрыла лицо руками и даже прослезилась, а когда какой-то старичок спросил, все ли с ней в порядке, не смогла дать ответ.

Здесь она провела уже два дня. Две ночи пыталась уснуть в снятой неподалеку комнате. Она отыскала Разгута на случай, если придется лететь с ним, и вновь оставила его, оплакивающего гавриэль, который ему так и не удалось у нее выклянчить. Она исполнит его желание, когда придет время лететь.

Лететь. С Акивой или без, со счастливой косточкой или без.

Сколько еще ждать?

Два дня и две нескончаемые ночи. Глаза устали искать в толпе Акиву. Сердце тяжело стучало. Вся ее стойкость куда-то подевалась. Руки знали, чего хотят: они хотели Акиву, его огня и жара. Даже в тепле марокканской весны ей было холодно, словно только он мог ее согреть. На третье утро, пробираясь по базарам к Джемаа-эль-Фна, она сделала неожиданную покупку.

Шерстяные перчатки с обрезанными пальцами. Кэроу заметила их на прилавке: плотно связанные, полосатые, с кожаными вставками на ладонях. Купив, она тут же надела их. Полуперчатки полностью скрывали хамсы. Себя не обманешь – она купила их не для того, чтобы согреться. Она знала, чего хочет. Знала, чего хотят ее руки: прикасаться к Акиве не только кончиками пальцев, не думая об осторожности, не боясь причинить ему боль. Она хотела обнимать его и быть в его объятиях. Хотела составлять с ним одно целое, вдыхать его запах, ожить вместе с ним, открыть его для себя, держать его лицо в руках с нежностью.

С любовью.

«Ты поймешь, когда придет любовь», – пообещал однажды Бримстоун. Безусловно, он и подумать не мог, что она полюбит врага, но теперь Кэроу знала – Бримстоун прав. Она поняла. Любовь – простая и всепоглощающая, как голод или счастье, и когда на третье утро она оторвала взгляд от чашки и увидела на площади Акиву, стоящего ярдах в двадцати от нее, то испытала трепет, словно звездный свет пробежал по нервам.

Он был невредим. Он пришел.

Кэроу встала.

Ее поразило, что он просто стоял в отдалении.

А затем он пошел к ней тяжелой поступью, с мрачным лицом, медленно, словно нехотя. Ее уверенность испарилась. Она не протянула руки и даже не вышла из-за стола. Звездный свет, щекотавший нервные окончания, угас. Похолодев, она смотрела на него – медлительные движения, тусклый взгляд – и спрашивала себя: не показалось ли ей, что между ними что-то было?

– Привет, – тихо поздоровалась она, нерешительно и с надеждой. Возможно, она что-то неправильно истолковала и он все-таки откликнется на зажегшийся в ней свет. Она всегда этого хотела и думала уже, что нашла: кого-то, предназначенного только ей, чье сердце бьется в унисон с ее сердцем.

Но Акива не ответил. Сдержанно кивнув, он не предпринял попытки подойти вплотную.

– Ты невредим, – сказала она без радости в голосе.

– Ты ждала, – отозвался он.

– Я… сказала, что буду ждать.

– Сколько получится…

Разозлился, что она не дала обещания? Кэроу хотела объяснить, что тогда она еще не знала того, что знает сейчас: «сколько получится» – это на самом деле очень долго, и ей казалось, она ждет его всю жизнь. Но она промолчала под его угрюмым взглядом.

– Держи. – Он протянул висящую на шнурке счастливую косточку.

Она взяла, едва прошептав «спасибо», и надела на шею.

– И вот еще. – Он положил на стол ножи-полумесяцы. – Они тебе понадобятся.

Это прозвучало почти как угроза. Кэроу изо всех сил пыталась не расплакаться.

– Ты все еще хочешь узнать, кто ты? – спросил Акива. Он даже не смотрел на нее. Смотрел сквозь нее, как в пустоту.

– Конечно, хочу, – сказала она, хотя думала не об этом.

Сейчас ей больше всего хотелось повернуть время вспять и оказаться в Праге. Тогда она с замиранием сердца верила, что Акива придет за ней. Теперь он стоял тут как неживой, и хотя счастливая косточка была на месте и Кэроу вот-вот должна была узнать ответ на самый важный в ее жизни вопрос, она тоже чувствовала себя мертвой.

– Что случилось с остальными? – спросила она.

Он оставил вопрос без внимания.

– Мы можем куда-нибудь уйти?

– Уйти?

Акива обвел рукой толпу на площади: продавцов, складывающих пирамиды из мандаринов, туристов с фотокамерами и покупками в руках.

– Тебе захочется остаться в одиночестве.

– Что… что такое ты собрался рассказать, что мне захочется остаться в одиночестве?

– Я ничего не буду тебе рассказывать.