Дочь фортуны

Бродя по территории из конца в конец, девушке удалось так познакомиться с крутой местностью, словно она там и родилась. Вскоре уже могла ориентироваться и прикидывать расстояния, отличать ядовитых змей от безвредных и неприязненные группы от групп дружеских. А еще угадывала климат лишь по форме облаков, а время по углу от собственной тени. Знала, что предпринять, если дорогу перегородит медведь, и каким образом подойти к уединенной хижине, чтобы не нарваться на выстрелы. Иногда встречала недавно прибывших сюда молодых людей, тащивших прямо на себе сложное оборудование, которое ввиду непригодности те, в конце концов, оставляли, или же натыкалась на группу страдающих лихорадкой мужчин, спускавшуюся с горных цепей после долгих месяцев бесполезной работы. Я не могла забыть того трупа со следами птичьих покусов, что висел на дубе с содержащей предостережение надписью.… В своем странствовании повидала много кого – американцев, европейцев, британцев с островов Тихого океана, мексиканцев, чилийцев, перуанцев, а также длинные ряды молчаливых китайцев, что находились под властью надсмотрщика, человека той же расы, обращающегося с людьми, как с рабами, и платя тем жалкие крохи. За спиной несли по узлу, а в руках сапоги, потому что, как правило, пользовались тапочками и не могли вытерпеть какого-либо груза на ногах. Это были бережливые люди, которые в своей жизни практически ни в чем не нуждались, и вдобавок старались тратить как можно меньше, покупали сапоги большого размера, потому как последние больше ценились, а то и вовсе замерзали, если убеждались, что даже самые маленькие стоили столько же. Со временем в Элизе проснулся инстинкт, помогающий избегать опасностей. Научилась проживать день, не строя особых планов, как то советовал ей Тао Чьен. Часто думала о молодом человеке и непрерывно писала тому, но отправлять письма могла лишь тогда, когда приезжала в населенный пункт и находила почтовую службу, сообщающуюся с Сакраменто. Все напоминало бросание в море бутылок с сообщениями, потому что девушка не знала, до сих пор ли он еще живет в этом городе, а единственным проверенным адресом был адрес китайского ресторана. Если ее письма туда доходили, значит, без сомнения ему их передавали.

В них рассказывала ему о замечательном пейзаже, жаре и жажде, об очертаниях гор, напоминавших пьянящие кривые линии. Упоминала и о толстых дубах и статных соснах, о ледяных реках с настолько прозрачной водой, что на их дне просматривалось сияние золота. Делилась впечатлениями о гогочущих в небе диких гусях, об оленях и больших медведях, а также о тяжелой жизни шахтеров и воображении последних легко нажиться несмотря ни на что. И сказала ему то, что оба уже прекрасно знали, а именно: не стоит тратить свою жизнь, гоняясь исключительно за желтым порошком. Вслед за этим сама угадывала ответ Тао, заключающийся, должно быть, в следующих словах: у меня также нет чувства необходимости гоняться за обманчивой любовью, но несмотря на высказывание молодого человека, девушка продолжала идти далее, ведь позволить себе где-либо задерживаться просто не могла. Образ Хоакина Андьета начинал мало-помалу развеиваться, и даже ее безупречной памяти уже не удавалось четко обрисовать черты лица своего возлюбленного. Поэтому чаще приходилось перечитывать любовные письма для того, чтобы убедиться в правдивости существования человека, в том, что они любили друг друга, а также в том, что ночи, проведенные в комнате со шкафами, были далеко не только бреднями ее воображения. Таким способом и возобновляла в памяти сладкую пытку этой одинокой любви. Тао Чьену описывала всех тех людей, с которыми волей-неволей знакомилась на своем пути. Среди них были и группы мексиканских эмигрантов, обосновавшихся в Соноре, единственном населенном пункте, на улицах которого резвились дети, а скромные женщины, как обычно, принимали ее в своих домах из необожженного кирпича, даже и не подозревая, что она одна из них. А также множество молодых американцев, посещавших прииски этой осенью, после того как последним пришлось пересечь землю континента, начиная с берегов Атлантического и заканчивая ими Тихого океанов. Недавно прибывших насчитывалось где-то сорок тысяч, каждый из которых непременно намеревался обогатиться за счет здешней неплохой жизни и вернуться к себе на родину настоящим героем. Их прозвали «люди сорок девятого года», и это имя обеспечило людям популярность, а также пристало к тем, кто прибыл много раннее или позднее. На востоке целые населенные пункты оставались без мужчин, однако там по-прежнему проживали лишь женатые, семьи с детьми и заключенные.