Посол Никколини был сразу вовлечен в прелюдию к текущим неприятностям Галилея, представив поручительство за него отцу Риккарди, кардиналу Франческо Барберини и при определенных обстоятельствах папе Урбану, достигшему пика дурного настроения. Послу удалось разузнать достаточно много, учитывая, как он сообщал в письме своим повелителям в Тоскану, что «мы имеем дело с Конгрегацией Инквизиции, которая действует втайне и ни один из членов которой рта не открывает, поскольку цензура их весьма сильна». Теперь, когда Галилей у него в доме ожидал решения своей участи и его судьба была известна лишь Господу, Никколини продолжал посещать различных кардиналов, пытаясь помочь старому другу любым возможным способом. Галилей не участвовал в этих визитах, он оставался в посольстве, в соответствии с указом кардинала Барберини - изолировать себя для собственного же блага. Единственным, кто посещал тогда Галилея, был некий монсеньор Лодовико Серристори, консультант Святой Инквизиции.
«Последний приходил уже дважды, - докладывал Никколини в конце первой недели пребывания Галилея в его резиденции, - причем оба раза заявлял, что действует от своего собственного имени и просто хочет нанести визит; но всегда упоминал при этом суд и обсуждал различные детали, так что, я полагаю, можно быть уверенными, что он послан, чтобы послушать, что скажет синьор Галилей, каковы его установки и как он защищается, чтобы они там могли решить, что делать и как действовать дальше. Эти визиты, кажется, немного успокоили доброго старика, ободрив его и создав впечатление, что сей человек заинтересован в его деле и в том, какое решение следует принять. Тем не менее иногда эти преследования кажутся ему весьма странными».
Никколини, чьи остроумные и весьма подробные письма секретарю Тосканы, которые он писал на протяжении двух месяцев, дают детальную картину судебных слушаний, рассказывал своему гостю все, что знал. Из наполненных зловещими документами папок Святой Инквизиции становится ясно, что кое-кто стремился уничтожить Галилея. Во время его визита в Рим с декабря 1615 г. по июнь 1616 г. - задолго до того, как Фердинандо стал великим герцогом, а Никколини - послом, и даже прежде, чем начался понтификат Урбана - появляется первый документ, связанный с этим делом.
Никколини объясняет, что старые записи из досье Галилея в Инквизиции показывают, что ученого официально предупредили: он не должен обсуждать идеи Коперника - нигде и никаким образом. Соответственно, когда Галилей в 1624 г. пришел к Урбану и обратился к нему с вопросом, можно ли рассматривать в новой книге учение Коперника как гипотетическое, он автоматически нарушил этим установленные правила. Что еще хуже, теперь получалось, что он преднамеренно обманывал доверие Урбана, не проявив порядочности и не указав ему на существование такого предупреждения и запрета. Ничего удивительного, что папа был в ярости.
Рим в 1596 г.
Фольгеровская Шекспировская библиотека, Вашингтон
Галилей прекрасно понимал, что старые записи, о которых говорил Никколини, были предупреждением кардинала Беллармино, оказавшего ему очевидную милость до вынесения официального указа о запрете на учение Коперника. Но то давнее предупреждение кардинала вовсе не носило столь сурового характера, который оно, по сведениям Никколини, обретало теперь в новой интерпретации. Оно оставляло ученому свободу действий для гипотетических рассуждений. Свобода дискуссии на гипотетическую тему - вот и все, о чем просил Галилей Урбана, и все, что он совершил. Поэтому ученый был уверен, что недоразумение бы наверняка разъяснилось, если бы только его выслушали.
Но Никколини опасался, что Его Святейшество и Святая Инквизиция, приложив такие усилия, чтобы доставить Галилея к своему порогу, теперь захотят услышать об аресте и привлечении его к суду. Да разве они признают, что обвинили невинного человека?
Галилей, который после повторных угроз поспешил приехать в Рим, вот уже несколько недель ждал в Тосканском посольстве, когда его вызовут на допрос. Теперь он особенно жаждал новостей из дома. Покинув Арчетри на неопределенный срок, ибо и сам не знал, на сколько он уезжает, Галлилей передал виллу в пользование Франческо Рондинелли, библиотекаря великого герцога Фердинандо и автора хроники последней чумы[59]. Галилей ожидал, что его домоправительница и мальчик- слуга (JIa Пьера и Джузеппе) будут по-прежнему выполнять свои обязанности, и велел сестре Марии Челесте присматривать за домом, предоставив ей распоряжаться по своему усмотрению.