Дочь кардинала

Я качаю головой, словно не одобряя его, и опускаю глаза на свои руки, держащие поводья. Когда я поднимаю взгляд, он все еще смотрит на меня, держа руку у сердца. Я знаю, что должна отвести глаза, что не имею права ни на какие чувства, кроме пренебрежения, во всяком случае, именно так ведут себя дамы из баллад, которые поют трубадуры. Но я всего лишь юная одинокая девушка, а передо мной стоит невыносимо привлекательный юноша, готовый мне помочь и служить, и он держит руку на сердце и смотрит на меня смеющимися глазами.

Один из охранников запнулся, садясь на коня, и тот прянул в сторону, столкнув с лошади стоявшего неподалеку другого охранника. Все повернулись в сторону незадачливых всадников, король обнял свою жену. Я быстро сдергиваю с руки перчатку и быстрым движением бросаю ее Ричарду. Он ловит ее на лету и прячет за обшлаг своей куртки. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Охранники успокаивают лошадей, все садятся в седла, приносят извинения капитану, и королевское семейство оборачивается к нам и машет руками. Ричард смотрит на меня, застегивая свою куртку и тепло улыбаясь. Теперь у него есть моя перчатка, символ моего расположения. Это еще и символ клятвы, которую я принесла, вполне отдавая себе отчет в происходящем. Больше я не стану ничьей пешкой. Следующий ход я сделаю сама, и этим ходом будет обретение свободы и выбор мужа.

Эрбер, Лондон

Февраль, 1472 год

Герцог Джордж и герцогиня Изабелла живут в Лондоне с большим комфортом. Их дом ничуть не уступает великолепием дворцу, а сотни слуг и личная охрана Джорджа носят собственную форму с его личными цветами. Он гордится своей щедростью и даже перенял правило моего отца: каждый, кто постучится в кухонную дверь во время ужина, может рассчитывать на милостыню и кусок мяса. К постоянно открытой двери его кабинета стоит нескончаемая очередь просителей и ходатаев, из которых он не отказывает во встрече никому, даже самому бедному из людей. Он считает, что в его владениях все должны знать: ежели они верны своему господину, то и господин будет к ним добр. Вот и получается, что десятки, сотни человек, которые в ином случае были бы к нему безразличны, теперь считают его хорошим, добрым, заботливым лордом, дружественно к ним расположенным, и влияние Джорджа растет, как река в половодье.

Изабелла ведет себя как настоящая гранд-дама, раздавая милостыню по дороге в часовню, ходатайствуя перед Джорджем в тех случаях, когда это кто-то видит или это можно использовать ей во благо. Я следую за ней, как еще один из многих примеров ее показной благотворительности. Время от времени кто-то обязательно говорит о том, как добры ко мне сестра и ее муж, что приняли меня в свой дом, когда я была лишена милости и обесчещена, и что позволяют у себя жить, хоть у меня и нет за душой ни гроша.

Я дожидаюсь возможности поговорить с Джорджем, поскольку давно поняла, что Изабелла здесь не имеет своего голоса. Однажды я прохожу мимо конюшен, когда он въезжает туда верхом и спешивается, в кои-то веки оставшись без своего обычного многолюдного сопровождения.

– Брат, могу ли я поговорить с тобой?

Он вздрагивает, потому что я стою в затененной части конюшни, где он меня не видел.

– Что? Да, сестра, конечно, конечно. Всегда рад тебя видеть. – Он посылает мне свою обычную уверенную улыбку и проводит рукой по светлым волосам таким знакомым, многократно отрепетированным жестом. – Чем могу быть тебе полезен?

– Я хочу поговорить о своем наследстве, – смело заявляю я. – Как я понимаю, мать останется в аббатстве до конца своих дней, и мне хочется знать, что же будет со всеми ее землями и богатством.

Он бросает взгляд на окна дома, словно желая, чтобы Изабелла увидела нас здесь, в конюшне, и немедленно пришла на помощь.

– Твоя мать сама выбрала уединенную жизнь под защитой святого места, – говорит он. – А ее муж был виновен в предательстве, поэтому их земли отойдут короне.

– Это его земли отойдут короне, – поправляю я его. – И то только в том случае, если бы его судили и признали виновным. Но его не судили, значит, его земли были присвоены незаконно. По-моему, король просто отдал их тебе, разве не так? Значит, ты владеешь землями моего отца, полученными в дар от короля, без всякого на это права.

Он моргает. Он явно не знал, что мне это известно. И снова он озирается вокруг, но, кроме мальчика-конюха, подошедшего, чтобы забрать у него коня, хлыст и перчатки, некому было прервать наш разговор.

– Да и земли моей матери все еще принадлежат ей. Ей же не предъявили обвинений в предательстве?

– Нет.

– Как я понимаю, ты предложил забрать у нее эти земли и отдать их мне и Изабелле?

– Это все деловые вопросы, – начинает он. – Нет никакой нужды…

– Так когда ты отдашь мне то, что причитается мне по праву?

Он улыбается, берет меня за руку, кладет ее себе на локоть и ведет меня прочь от конюшни, через анфиладу, в дом.

– Тебе не следует волноваться по этому поводу, – говорит он, похлопывая меня по руке. – Я твой брат, твой опекун. Я обо всем этом позабочусь за тебя.