Дочь моей жены

Шумно сглотнув, я кивнула, а потом мигом схватила платье и сиганула в ванную комнату. Удары по двери продолжались. Но как только я заперлась в ванной, все стихло. А мне стало любопытно, каким образом Дубровский сумел успокоить мою разъяренную мать. Сердце колотилось с удвоенной силой, и, облокотившись лбом о холодную плитку в душе, пыталась собраться с мыслями. На самом деле, я прислушивалась, что происходит снаружи. Даже воду не включала, но, когда почувствовала, как по бедрам потекла влажность, снова вернулась на несколько минут назад в пережившие ощущения, от которых теперь буду с ума сходить постоянно. Знаю, Косте удалось приманить меня собой, привязать к себе подобным образом. Но самое ужасное, я сама буду тянуться к нему, потому что безумно влюблена в мужчину. Я хотела его во всех смыслах, хотя… если бракосочетание состоится, возможно я передумаю, по крайней мере попытаюсь. От хлынувшей волной ярости, со всей силы долбанула по стеклянной перегородке кулаком. Та, взвизгнув звонкой трелью, зашаталась.

— А-а-а! — закричала, затем заглушила рот ладонью и заплакала. Начала рыдать так, как никогда. Я проклинала всё, и даже больше. С ненавистью посмотрела в отражение, которое увидела на хромированной ручке от душевой лейки. Затем раздался стук в дверь ванной, и я замерла на месте, прекратив свои всхлипы. Мигом врубила воду, чтобы создать видимость, что занята делом.

— Виктория, — хриплый голос Константина прорывается сквозь шум воды. Повернувшись в сторону входа, я откинула распущенные мокрые волосы назад. Вода окутала меня всю, согревая, итак, разгоряченное тело, но мне казалось, что я промерзла, пока нагишом стояла и сокрушалась на чем только свет стоит. Я была зла и в отчаянии. Я не хотела, чтобы Дубровский сочетался с моей матерью.

— Чего тебе? — спустя пару секунд отвечаю. — Уходи, оставь меня! — и снова поток непрошенных слез вперемешку с всхлипами. — Костя, просто выйди из моей комнаты и закрой дверь, — одним предложением выпалила, согнувшись, я села на пол ванны. Вода каскадом лилась сверху на меня, словно я находилась под дождем без зонта. Слезы смешались с ней, но соль все же ощущалась на губах. Он молчал, и кажется, я слышала, как глубоко задышал — прерывисто, все еще стоя под дверями. Затем спустя минуту, раздался глухой стук закрытой внешней от моей комнаты. Он все-таки ушел, оставил меня одну и даже не попытался вломиться. С одной стороны была рада, а вот с другой… твою мать, я почувствовала себя униженной и брошенной. Обняв саму себя, я просидела в таком положении несколько минут, а затем встала. Я не должна показаться нашим гостям сломленной. Не могу быть противна сама себе, потому что Виктория Вознесенская тем и сильна — всегда с поднятой головой принимает любой удар, которым награждает мать, а теперь еще и Костя. В этот раз Евгения Сергеевна зашла слишком далеко, как и Дубровский. Пусть только посмеет отвернуться от меня без объяснений, тогда узнает на что я способна.

Спустя двадцать минут я уже стояла в гостиной зале и встречала приглашенных мамой исключительно её знакомых. Я еще удивилась, как она проявила тактичность и не выгнала моих друзей. Вера и Саша, одетые в одном стиле, подошли ко мне. Мужчина сдержанно кивнул головой, он понял, что я ловко замаскировала свои зареванные глаза. Нахмурился и сжал в тонкую полоску губы, выражая недовольство, но достаточно сдержанно проигнорировал мое никудышное состояние. Будучи Домом, Саша чувствовал ответственность не только по отношению к Вере, но и к любому сабмиссив. Подруга тут же меня обняла, прошептав на ухо:

— Ты молодец, — крепко прижала меня к себе, а её мужчина подбадривающе похлопал по плечу, на что я ответила ему улыбкой. Искренней и теплой. — Дубровский вылетел из дома, и уже уехал на своем лексусе. Твоя мать в бешенстве, но сейчас вроде всё улеглось. Что у вас произошло наверху? — с беспокойством поинтересовалась Вера, чуть отстранившись от меня. Я только покачала головой, безмолвно дав понять, что сейчас не время для разговоров. Особенно таких. Подбородок предательски задрожал, но от новой порции страданий меня спас наш знакомый, практически папин друг — Валентин Иванович, нотариус, тот самый, при котором составлялось завещание отца, а после им прочитанное спустя несколько дней с момента похорон.

— Вика, вы сегодня упомрачительно прекрасны, — широко улыбаясь, мужчина взял меня под оба локтя, как и я его. Естественно, надев свое ярко красное облегающее платье вместо выбранного мамой, я выделялась из толпы народа, численность которой уже превышала за сотню человек. Мамины подруги зацыкали, когда я проходила мимо них, и наверняка уже успели доложить, что Вика снова ослушалась ее приказа. Сучки.

— Спасибо, — сдержанно отвечаю, наблюдая за обстановкой кругом. — Вы тоже, — обратив на пожилого мужчину внимание, подмечаю его статус.