Дочь моей жены

— Вика, это необходимость, — урезонила меня, приподняв свою идеальную правую бровь. Как будто осуждала меня, что посмела высказать свое мнение. К слову, которое совершенно было противоположным. Естественно, мне не понравилось, что мама решила охомутать брачным контрактом Константина Захаровича. Этот мужчина по сей день остается для меня загадкой. Его темный взгляд практически черных, как смоль, глаз, порой завораживали. Завлекали бездной, что таилась в его душе, и я точно знала — он не такой, как другие мужчины. Он таил в себе неприступность, особый секрет успеха, и знал, что необходимо женской душе. Я задумалась, потому моя мать — Евгения Сергеевна, резко обернулась, и уставилась с вопросом на лице. — В чём дело? — подозрительный тон мигом вывел меня из ступора, в который я погружалась, стоило подумать о мужчине, что был старше меня практически на пятнадцать лет. Я пристыдилась своих мыслей, но и сделать ничего не могла с собой. Господин Дубровский стал моим фетишом, черт возьми. А после ночи, проведенной в клубе. Боже, если бы я только могла представить, что это будет он. Константин стоял передо мной, ласкал и доводил до желаемого удовольствия. И только теперь я поняла, что меня в нем так манило, он — Дом. Господин, желающий утолить свои потребности в более тёмных, запретный, и так не принимаемых людьми, удовольствий. Я растаяла в его руках. Я хотела продолжения, но что-то щелкнуло в голове, и мне стало перед ним стыдно за свои потребности. За желание получить большее, чем просто секс. Я сбежала, оставив мужчину с возбужденным членом по середине комнаты, прерывая сессию побегом. Я просто испугалась.

— Ничего, — пожала плечами и отпрянула от косяка двери, собираясь покинуть ее личную комнату. Мама не спала с папой уже много лет. А его кончина, совсем недавняя, как будто ничего для нее не значила. Конечно, карусели любовников занимали мою мать по полной программе. Какой угодно мужчина готов был запрыгнуть к ней в постель, лишь бы она могла помочь тому продвинуться вверх по карьерной лестнице. Я это знала, и осуждала мать. Но никогда не смела говорить об этом прямо в глаза. Папа просто смирился с ее увлечениями, вечными гуляниями и отсутствием дома. Кажется, даже сумел найти утешение так же на стороне. Они оба бросили меня в своем болоте, но я научилась в нем балансировать. Хотя бы находиться на поверхности, если то начинало засасывать. Бесконечные споры, провокационные заголовки в газетных колонках желтой прессы, которая так тщательно следила за жизнью моей мамы. Они ведь находили в этом забаву, а семья практически существовала только на этом громком слове. Женщина встала и уперла руки в бока, сверлит меня своим недовольным, хмурым взглядом. Еще чуть-чуть, и точно образуется дырка в моем лбу.

— Нет уж, — качает головой, развивая длинные волосы, которые еще не успела прибрать в высокий пучок. Она не любила ходить с распущенными, а мне напротив — нравилось. Мы во многом были разными, и порой казалось, что я вовсе не её дочь. Даже та пресса выдвигала теорию несколько раз, будто меня удочерили. Но, когда маме надоели эти сплетни, она сама лично отнесла в местный канал свою фотографию, на которой была запечатлена в юности. Я ее копия. Один в один. Папа еще шутил над ней, что она, будто ксерокс, отсканировала себя и теперь у него две одинаковых женщины перед глазами. Для меня это было шуткой, а вот для мамы… Впрочем, я не пыталась выяснить, от чего ей не нравились сравнения папы. Но я так тоскую по нему. Дом опустел. Нет ни сигарного запаха, ни классической музыки, которая постоянно фоном играла или в огромной зале, или в его кабинете. Нет его смеха. А мама, будто не заметила его отсутствия, вдруг собралась замуж. За мужчину, к которому я пытала особенную тягу. — Как ты вообще узнала про брачный договор с Дубровским? — Вот, опять ее подозрительный взгляд в мой адрес, хотя вся правда, как на ладони.

— Твоя любимая желтая пресса уже растрезвонила всему миру, — киваю на прикроватную тумбочку, на которой лежит кипа журналов и свежих газетных сплетен. — Очень странно, что ты попыталась оставить все в тайне, а знают об этой половина Москвы. И твои подружки тоже, — намеренно подчеркиваю смысл последней фразы, и мама ощетинилась. Фыркнула, направившись к кровати. Берет самую первую газету, и быстро выискивает нужную ей колонку. Это не заняло больше секунды, потому как она прекрасно знала — заучила до дыр, в каком месте всегда пишутся сплетни. Пробежавшись взглядом по строкам, резко втянула в себя воздух и смяла газету в большой комок, оставляя характерный шум шуршания.