Дочь моей жены

— Давай, милая, — впившись губами в изгиб ее шеи, прохрипел я. Вика застонала, затем впилась ногтями в затылок и стала вести пальцами по голове вверх, оставляя за собой след мурашек. Подхватив ее еще чуть выше, вжался ладонями в ее ягодицы и теперь помогал Вике работать на мне. Наши тела слились воедино, со страстью… с голодным желанием… с нетерпением завладеть тем, что уже является твоим. Глаза в глаза. Черные против карих. Рваное и сбивчивое дыхание двоих, создающее свою симфонию и голосящую в унисон шуму воды и секса. Гармония в ванной комнате полностью затуманила нам головы, и мы отдались истинному мгновению, даря друг другу себя всецело. Вика закричала, кусая меня за плечо со всей силы.

— А-а-а! — оргазм накрыл ее, и я почувствовал, как она сжалась вокруг моего члена. Следом кончил я сам, изливаясь в нее, до каждой капли… до дна… ничего не жалея. Сам застонал, закатив глаза от удовольствия и пульсирующего чувства в члене, которое резонировало в паху. Мы оба запыхались, но, когда Вика раскрыла свои счастливые, удовлетворенные глаза, мне было все равно, что у нас еще полно дел. Важных и неотложных. Но сейчас… это наш момент. Наша любовь. Наконец, я снова вижу ее улыбку. Вознесенская постепенно оттаивала от своей депрессии, и я подумал, что все же нам следует навестить клуб, чтобы полностью погрузиться в атмосферу «темы»…



Глава 40

Виктория Вознесенская

Иногда жизнь подбрасывает тебя вверх, чтобы потом жестко приземлить на твердую поверхность реальности. Я жила, фактически ослепленная другой правдой, что моя семья просто такая какая есть. Но нет… У мамы не было чувства любви к папе, только к деньгам, которыми он ее покрыл, словно укутал в одеяло. Потакал во всем… любил, и тем не менее нашел утешение в объятиях другой женщины. Мне никогда не понять, что стало точкой невозврата в отношениях родителей, и почему они терпели друг друга столько лет, а не попытались начать сначала. После жестких переговоров у Кости в компании, меня накрыла волна депрессии. Нет, не Дубровский был виноват, или мать. О ней я думать не хочу. И так всё стало ясно. Наследство — многомиллионные проекты отца, оставленные на мое имя. Он готовил меня к посту, которым сам руководил, а теперь это все будет принадлежать Дубровскому. Я отдавала себе отчет в содеянном. Знала, что рискую многим, ведь кто его знает, что будет завтра. Но я так устала от этой бешенной гонки за право быть счастливой, за право любить мужчину и знать — наши чувства абсолютно взаимны. Всё это я рассказала Вере. Обо всех своих переживаниях, в том числе и о положительном тесте на беременность, но до сих пор не могла признаться о его результатах Косте. Словно был барьер, но понять никак не могла, почему вдруг он возник. Наверное, на фоне последних перемен, моя нервная система сдала сбой, и я ушла в себя. Дубровский ходил весь сам не свой из-за моего состояния, но и не решался лезть с расспросами, за что я безмерно ему благодарна. Иногда личная дистанция здорово помогает прийти в себя. Но за что я люблю его больше всего, что он, не смотря на мою молчаливость, каждую ночь был со мной. Ложился рядом и притягивал к своей груди, инстинктивно накрывая ладонью мой живот. А у меня внутри все обрывалось, что я утаивала такую важную новость. И потом, тихо смахивая бесшумную слезинку, я оборачивалась к нему лицом, ласкала его крепкие плечи, и целовала… просто целовала перед сном и снова отворачивалась. Так безмолвно я благодарила его за свой каприз, за то, что позволил мне самостоятельно пережить предательство со стороны родных.

— А что с Мирославой, — непринужденно спросила Вера. Следующим вечером мы устроили с ней девичник. Костя уехал в компанию, оставив нас наедине с подругой, но я догадывалась, что мой мужчина попросил Веру следить за мной в оба глаза. Пристальное внимание подруги немного нервировало, а потом всё вошло в свое русло. Мы пропустили по одному бокалу легкого вина, наелись всякой вредной вкуснятины в виде чипсов и сырных сухариков, поставили мыльную оперу, которую очень давно когда-то смотрели. Чуть-чуть поплакали над концовкой, радуясь за счастливый конец для героини кино. Я присела на диване, облокотившись локтем о спинку и подперла рукой голову. Шумно вздохнула, потому как еще не думала о своей сводной сестре, и как нам быть с наследством. Хотя… Владленов позже созвонился со мной и предупредил, что в сейфе письмо, в котором отец четко расписал кто на что претендует. Так вот дом, где мы жили все это время, по праву принадлежал Мирославе и ее матери. Боже, я тем вечером знатно обалдела, когда представила выражение лица своей матери. И буквально следующим утром мне сообщили, что ее арестовали за предумышленное убийство своего супруга.