Дочь Нефертити

«Следует посоветоваться с Апуи, моим верным слугой, и вдвоём обдумать план действий, – думал Джедхор. – До захода солнца ещё есть время. А пока надо выяснить у жреца-оракула, что же всё-таки означает мой сон».

Глава 13

ГОЛОВА ИУДЫ

Осенние листья, кружась в своем печальном танце, опускались на землю точно так же, как они делали это и восемьсот, и даже восемь тысяч лет назад. Ребята в задумчивости брели по аллее, устланной пёстрым, разноцветным ковром. Листья шуршали под ногами, словно нашёптывали: «Смотрите, как мы шикарно умираем, без шума, с еле слышным шорохом…»

Аня подняла красно-жёлтый кленовый лист и повертела его в руках:

– Надо же, как удивительно все в природе. Создавать такую красоту и каждый год без всякого сожаления смешивать её с землей! А художники пишут всё новые картины, даже не приближающиеся по совершенству к этому листу, но бережно хранят их, и кто-то умничает, изобретая названия для новых направлений: примитивизм, кубизм, абстракционизм…

– Анют, ты интересно философствуешь, – сказал Саша, – только почему-то всегда очень грустно.

– И вовсе это не грустно. Просто я не люблю авангардную живопись двадцатого века, а современной, если честно, вообще не знаю. Я классику люблю. И никогда не понимала, зачем искажать формы, подменяя их своей странной фантазией? Бери мольберт и рисуй, что видишь. Лучше, чем природа, всё равно не сотворишь. Знаете, как отличить гениальную картину от обычной?

– Как? – спросил Саша.

– «Та картина гениальна, которую не нужно объяснять». Так один великий живописец сказал.

– Ну, это немножко о другом, – заметил Ваня. – Есть фраза короче: «Все гениальное просто». И, между прочим, абстракционизм – тоже простая штука. За что я и люблю его. Вот помню на одной выставке большое полотно. Очень точное, приятное глазу сочетание красок, плавные формы, какие-то знаки, а в углу – человеческий глаз. И название соответствующее – «Фантазия №21». Отличное украшение для стены где-нибудь в офисе! Глядя на неё, каждый будет думать о своем.

– Да никто не против, – согласился Саша, – только не надо сравнивать этих художников с Шишкиным или Леонардо. Твой абстракционист, может быть, и талант, но он сколько на свою композицию потратил? День? Два? А великие мастера над одной картиной иногда годами работали. «Явление Христа народу» Александра Иванова – сорок лет упорного труда! Вот это шедевр! А Микеланджело! Свод Сикстинской капеллы сколько расписывал?

– Точно не скажу, но помню, что несколько лет, – ответила Аня. – Мы с мамой недавно в Риме были. Потрясающая фреска, и конечно, её надо видеть там, в храме. Репродукции такого впечатления не производят.

– Какие из них считаются самыми знаменитыми? «Страшный суд» и «Сотворение Адама»? – проявил эрудицию Ваня.

– «Сотворение Адама» – это вообще восторг! – сказала Аня, поднимая глаза к небу и вспоминая свою встречу с шедевром. – Бог-отец с ангелами в полете, и тело Адама на земле, совсем как живое, кажется, он сейчас проснется, поднимется и тоже полетит…. А ещё помню фреску «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. Это мы уже в Милане видели, в церкви Санта Мария. Он её тоже не один год писал. И нам экскурсовод любопытную историю рассказал. Я её почему-то очень хорошо запомнила. Вам интересно, ребята?

– Конечно, расскажи, Ань, – попросил Саша, украдкой взглянув на часы.

Так уж получалось, когда они переставали спешить, нервничать, ломать голову над безвыходной ситуацией, все проблемы отступали сами собой, никто не следил за ними, ничто не угрожало, и возникала иллюзия, что можно и дальше жить, как прежде, как всегда. Саша лучше других понимал, насколько хрупка эта иллюзия, Аня, наоборот, как девушка, сильнее была подвержена эмоциям, и представлялось просто жестоким напоминать ей о всяких неприятностях в такую минуту.