Дочь регента

В октябре Амелия заболела — доктора называли эту болезнь «антонов огонь», и стало ясно, что ее жизнь подходит к концу. Принцесса Мария была безутешна; она ухаживала за сестрой с тех пор, как та серьезно захворала, и хотя ей было известно, что конец неотвратим — и наступит достаточно скоро, — она все равно была страшно потрясена.

Королевская семья погрузилась в глубокий траур. Все родственники любили Амелию, но больше всех горевал король. Только она в последний год могла успокоить короля, только благодаря его любимой младшей дочери порой на губах отца появлялась улыбка. И то что Амелия перед смертью думала об отце, то что она оставила ему украшенный бриллиантами медальон, в который положила локон своих волос, лишь усугубляло горечь утраты.

Король взял медальон, надел его и закрылся в своих покоях. Всю ночь до королевы доносились его безумолчные речи.

Он быстро впал в полное беспамятство. Он и так не справлялся с обрушивавшимися на него бедами, а потерю обожаемой Амелии совсем не смог перенести.

Однажды слуги пришли к королю и увидели, что он счастливо улыбается.

— Моя милая Амелия не умерла, — сказал им король. — Она уехала в Ганновер к своему маленькому братику Октавию.

Это был сын короля, который умер, когда ему было четыре года — двадцать шесть лет тому назад. После этого случая уже никто не сомневался в безумии короля.

И это было только начало. Состояние короля ухудшалось. Удары судьбы доконали его, он больше не мог даже притворяться здоровым.

Пришла пора удалиться со сцены. Парламент вновь поднял вопрос о регентстве, и на сей раз оно было введено.

Принц Уэльский стал принцем-регентом.

ГАЛАНТНЫЙ КАПИТАН ГЕССЕ

С установлением регентства жизнь Шарлотты неизбежно изменилась. Теперь ее отец был не легкомысленным принцем Уэльским, а фактическим правителем государства. Следовательно, она тоже хоть на шаг приблизилась к престолу!

Теперь Шарлотта чаще появлялась на людях, и они живо интересовались всем, что она делала. Шарлотта была очень популярна, и хотя бедная старушка Клиффорд постоянно пеняла ей за то, что она так неэлегантна, порывиста и шумлива, народ не обращал внимания на ее недостатки.

Люди любили Шарлотту гораздо больше, чем ее отца, хотя у него были такие прекрасные манеры. В последнее время Георг даже раздражал их: народу не нравилась леди Хертфорд, его новая пассия. Люди предпочитали, чтобы он оставался с Марией Фитцгерберт, и, по мнению Шарлотты, рассуждали весьма здравомысляще, ведь она тоже предпочитала Марию. Теперь Шарлотта не виделась с Марией и нередко думала с завистью о Минни Сеймур, которой Мария отныне посвящала себя. А регент вместо того чтобы, как раньше, навещать Марию, постоянно появлялся в обществе леди Хертфорд, которая несмотря на свои изысканные наряды и сходство с китайской статуэткой, не нравилась людям и не могла помочь регенту хоть немного восстановить популярность.

О них писали злобные, насмешливые памфлеты, и Шарлотта не могла удержаться от смеха, когда миссис Адней ей их показывала. Особенно смешили принцессу шпильки в адрес лорда Ярмута, сына леди Хертфорд, которого называли «Ярмутской Селедкой».

Девочке очень хотелось спросить отца, почему он не позволяет ей ездить к Марии Фитцгерберт.

Она хотела сказать ему:

— Неужели вы не видите, насколько она приятнее!

Ах, если б она отважилась сказать такое! Однако лишь в отсутствие отца воображение Шарлотты рисовало ей картины столь дерзких бесед, а когда он появлялся, она сразу каменела, к ней возвращалась ее неуклюжесть и даже порой заикание.

«О, какой смысл тешить себя надеждами? — вздыхала Шарлотта. — Он никогда не полюбит меня. Это все притворство. Он не может меня простить за то, что я родилась от такой матери».

Это огорчало Шарлотту, однако в жизни было и много удовольствий, особенно теперь, когда она повзрослела. Мерсер держала ее в курсе политических новостей, и они частенько весело беседовали. Шарлотта выросла стойкой приверженницей вигов, а вот ее отец под влиянием леди Хертфорд начал постепенно отходить от этой партии.