Дочь Роксоланы. Наследие любви

– Рустем, не стоит вмешиваться! Я прошу, не вмешивайся, это опасно.

Тот рассмеялся:

– Я ни во что не вмешиваюсь, что ты!

Но она видела, что теперь желание разобраться уже не отпустит мужа, и в глубине души понимала, что это его и погубит.

Селим одержал убедительную победу над братом, вынудив Баязида бежать к Сефевидам, взяв с собой четверых сыновей, оставив самого маленького, трехлетнего, дома. Фатьма с двумя дочерьми тоже осталась дома.

Султан решил не воевать с персидским шахом из-за сына, его проще выкупить. Начались переговоры с персами, сначала с почетом принявшими беглого шехзаде, а теперь торговавшимися из-за размера его продажи.

Рустем разбирал скопившиеся документы, когда наткнулся на два письма от Мустафы к Тахмаспу. Сто раз читанные-перечитанные, мог бы наизусть пересказать каждое слово, но почему-то замер с письмом в руке. Снова накатило то ощущение, что все беды от непонимания, что чего-то недоглядели, не увидели. Рассматривал написанное, поднеся ближе к светильнику. Он привык доверять ощущениям; если кажется, что вот в этом листке что-то есть, надо понять, что именно. Пока не поймет, не успокоится.

Арабская вязь, если написана каллиграфически, ничего не скажет о писце, все буковки и точки лежат ровно. Но если выполнил простой писец, а не каллиграф, то почерк заметен. Здесь заметен: одна буква всегда чуть больше соседних… и точка стоит не совсем над своей буквой… Почему по-арабски, а не на фарси или турецком?

И он где-то видел этот же почерк. Не раньше, когда-то, а совсем недавно. Где он мог видеть арабскую вязь в Стамбуле? И вдруг словно огнем обожгло – вспомнил. Метнулся в кабинет, достал нужный сверток, трясущимися руками развернул, поднес ближе к свету…

Так и есть: одна буква чуть больше соседних, точка поставлена косо…

На днях они случайно перехватили переписку венецианского посла с… так и осталось невыясненным, кому именно писал посол, вернее, кто отвечал ему по-арабски. Но этот ответ и был, как две капли воды, похож на письмо с печатью «султан Мустафа»!

У Рустема лоб покрылся испариной.

Печать Мустафы настоящая, такую они видели не только на письмах. За одну печать шехзаде можно было казнить, к тому же Повелитель узнал, что старший сын причастен к смерти его любимца шехзаде Мехмеда. Но вот письма… Письма поддельные, следовательно, были те, кто их подделал. Кто?!

Этого автора нужно найти немедленно, потому что он продолжает свою деятельность в пользу Венеции.

Рустем пытался понять, выгодна ли казнь Мустафы венецианцам. Получалось, что да.

Михримах заметила, что с мужем что-то не так. Мрачен, на вопросы отвечал коротко…

Рустем не стал рассказывать жене о своих подозрениях, а также о том, что встречался с бывшим венецианским послом Бернардо Навагерро, который всегда хорошо относился к нему. Навагерро посоветовал прекратить розыск автора письма и вообще прекратить какое-то расследование:

– Поверьте, паша, для государства это уже не опасно, а для вас может стать опасным смертельно. Не стоит искушать судьбу.

– Я хочу знать, кто писал. Вы знаете?

– Нет, но если бы и знал, то не сказал. Венеция уже не та, но силы в Стамбуле пока имеет. Не стоит искушать судьбу, – повторил бывший посол.

В тот же день Навагерро отбыл из Стамбула, хотя намеревался пробыть по делам еще месяц. Рустем почти не сомневался, что до дома не доберется.

То, что с ним не шутили, понял, когда почувствовал себя плохо. Иосиф Хамон с изумлением констатировал:

– Водянка. Паша, я никогда не наблюдал у вас склонности к такой болезни. Вы подвижны и нетучны…

Улучив минуту, когда Михримах не слышит, Рустем усмехнулся:

– Меня отравили. Это не водянка. Ищите яд.

Не нашли. Никакие противоядия и лекарства не помогли. О чем-то догадалась Михримах, потребовала:

– Рустем, я понимаю, что ты отравлен. За что?

Тот покачал головой:

– Нет, даже если бы знал, кем и за что, не сказал бы.

– Я сама доберусь.

Он сжал ее руку:

– Нет, не смей! Держись от власти подальше.

– Как я могу держаться подальше, сидя в Топкапы?

– Больше ни во что не вмешивайся. Ты еще должна увидеть внуков. Я почти все завещал вам с Хюмашах, вам хватит. И кое-что Фонду. Проследи за этим всем.

– Рустем, если ты не скажешь, за что тебя отравили, я найду сама. Ты меня знаешь, я не остановлюсь.

– Я действительно не знаю за что и кто. А догадки могут далеко завести. Не трать время на это, лучше посмотри, сколько я тебе оставляю дел!

Рустем-паша умер, как врачи объявили, от водянки 10 июля 1561 года, оставив огромное состояние своим жене и дочери и множество начатых благотворительных проектов, обеспеченных отдельными суммами. Часть состояния Рустем завещал Фонду Хуррем Султан и фондам, основанным им самим.

Но на площадях и в Бедестане об этом не кричали, даже когда через десять лет его вдова снова внесла огромные деньги от его имени на благотворительность.

Просто благотворительность тоже бывает разной – шумной и копеечной или щедрой и некрикливой.