Дочь снегов. Сила сильных

Фрона, делая вид, что не слышит, быстро перекинула свое весло на другую сторону; нужно было убраться подальше от большой льдины с изъеденными краями.

— Мне хотелось бы вечно так плыть!

— И мне тоже! — горячо поддержал ее Корлис.

Но Фрона упорно не желала замечать его тона.

— А знаете, Вэнс, я рада, что мы с вами друзья, — сказала она.

— Не моя вина, что мы только друзья.

— Неровно гребете, сударь! — укоризненно заметила Фрона, и Корлис молча заработал веслом.

Лодка пересекла течение под углом в сорок пять градусов. Фрона держала курс прямо через реку, намереваясь пересечь ее под прямым углом, а затем уже плыть вдоль противоположного берега, чтобы идти против течения там, где оно было слабее. Тут предстояло пройти около мили вдоль сильно изрезанного берега; затем начиналось самое опасное место, где возвышались отвесной стеной крутые скалы, у подножия которых бурлило быстрое течение. Лишь миновав их, можно было надеяться пристать к берегу и добраться, наконец, до того несчастного, которого нужно было спасти.

— Теперь убавим ходу, — посоветовал Корлис, когда лодка очутилась в тихом затоне и ее начало медленно относить под окаймлявшие берег льдины.

— Кто бы подумал, что сейчас полдень?

Фрона взглянула наверх, на льдины, свисавшие со скал у нее над головой.

— Скажите, Вэнс, кажется ли вам все это настоящим, реальным?

Корлис покачал головой.

— Мне тоже. Я знаю, что нахожусь здесь, во плоти, я, Фрона, что я плыву на лодке вместе с вами и работаю веслом изо всех сил, что сейчас от Рождества Христова тысяча восемьсот девяносто восьмой год; что мы находимся в Аляске, на реке Юконе, что это вот вода, а вон то — лед, что руки у меня устали, а сердце бьется скорее, чем всегда, что я вся в поту; и все-таки мне кажется, что я в каком-то сне. Ведь подумайте только! Всего год назад я была в Париже.

И Фрона, глубоко вдохнув в себя воздух, оглянулась назад, на далекий остров, где на темно-зеленом фоне леса белела, словно оброненный кем-то носовой платок, палатка Джекоба Уэлза.

— А сейчас я даже не верю, что он существует, — добавила она. — По-моему, никакого Парижа нет.

— А я был год тому назад в Лондоне, — задумчиво произнес Корлис. — Но с тех пор я подвергся перевоплощению. Лондон? Лондона нет вовсе. Такого места быть не может. Разве можно себе представить, что существует такое количество людей на свете? Вот он здесь — весь мир, и в нем народа очень мало, иначе не хватило бы места для льда и для неба. Томми вот все мечтает о каком-то месте, которое он называет Торонто. Он ошибается. Торонто существует только в его воображении; это воспоминание из прежней жизни. Разумеется, сам Томми убежден в противном. Это вполне естественно: ведь он не философ и не привык ломать голову над…

— Шшш! — злобно прошипел Томми. — Вы своей болтовней навлечете на нас беду!

На Севере жизнь людей всегда висит на волоске. Исполнение подобного предсказания обычно не заставляет себя долго ждать. Так вышло и на этот раз. Плывшие на лодке почувствовали легкое сотрясение воздуха, и вслед за этим искрящаяся стена, висевшая над ними, закачалась. Все три гребца, как один человек, яростно заработали веслами, и «Ля Бижу» молнией выскочила из-под ледяного навеса. В тот же миг раздались, один за другим, несколько громких залпов, и в реку посыпались огромные сверкающие глыбы льда. По взбудораженной поверхности воды пошли кругами высокие волны; лодка, не будучи в силах подняться на гребень этих волн, зачерпнула носом и наполнилась водой.

— Что я вам говорил, болтуны вы проклятые!

— Молчите и черпайте живее воду! — резко оборвал шотландца Корлис. — Иначе вы вскоре будете лишены удовольствия попрекать нас!

Взглянув на Фрону, он покачал головой, а она подмигнула ему в ответ, и они оба рассмеялись, словно дети после рискованной, но благополучно закончившейся шалости.

Осторожно пробираясь под нависшими и ежеминутно грозившими рухнуть льдинами, «Ля Бижу» бесшумно обогнула последний тихий залив и очутилась перед грозной стеной, отвесно поднимавшейся из воды; здесь берег состоял из громадных голых скал, изборожденных и изрытых временем, пострадавших от многих врагов: от реки, подмывавшей их основание; от дождя, изрывшего некогда гладкую поверхность их бесчисленными рытвинами; от солнца, не желавшего оплодотворять их бесплодную почву и одеть их свежей зеленью, которая скрыла бы их отталкивающую наготу. Река яростно накидывалась на них, с бешеной силой устремлялась на грозные стены; но затем волны, словно потерпев поражение, затихали: главное течение отступало от берега и снова отклонялось к середине реки. Но зато вдоль всей неприступной стены твердыни кипела непрерывная борьба; волны шли одна за другой на приступ, проникая внутрь каждой пещеры, каждой расщелины и заливая их пенящимися и ревущими потоками воды.

— А теперь навались на весла! Не плошать! — раздалась в последний раз команда Корлиса.