Прошло уже почти три луны после того, как я разговаривала с ней в последний раз. С тех пор, как мы стояли перед нашим отцом, а она бросила неоперившегося птенца прямо в лапы лисы. Эта вражда очень давила на меня, и каждый день, который мы проводили вместе в одном доме, был тяжелее предыдущего.
Тави переживала, и умоляла каждую из нас позабыть обиды.
— Вам не обязательно ненавидеть друг друга. Вы обе ведете себя глупо, — говорила она.
Я качала головой и говорила:
— Сначала Сабра.
Я была уверена, что моя старшая сестра говорила то же самое. Я знала, что через пару лет меня ждёт такая же судьба. Но наблюдая за тем, как Сабра мрачно расхаживает по шатру, я позволяла себе испытывать удовольствие, зная, что моей сестре придётся страдать из-за того, что она оказалась такой злой. Хотя это чувство и оставляло за собой след из вины.
Когда наступило последнее утро Сабры, беспокойство стало таким острым, словно лезвие ножа. Я не могла это выносить, и лежала на своём тюфяке, уставившись на побледневшие пятна на моих руках и на раскрытую карту, которую я держала между ними. Прошло уже десять дней после Омара. Мои синяки почти ушли под кожу, оставив на ней только бледно-зеленые пятна.
Я отказывалась думать о Саалиме, и пыталась ухватиться за любую мысль, которая приходила мне в голову. Мы не разговаривали с той самой ночи, и я не была уверена, что мы когда-нибудь ещё поговорим. Придёт ли он ко мне, если я позову? Я боялась, что он не придёт, и что я никогда не смогу сказать ему, что была не права. Всё это время он был прав. У меня не было никаких обязательств перед отцом, если это означало потерять саму себя, исполняя их.
Три стражника, вооруженные ятаганами, вошли в наш шатёр, прервав мои мысли. Я села, карта сама собой свернулась у меня на коленях, издав хлопок. Мои сёстры ахнули, удивившись их смелости, и поспешили прикрыть голые ноги платьями и одеялами. Мужчины никогда не входили к нам.
Если только у них не было особого приказа Короля.
— Мы пришли за Саброй, — сказал один из них.
Их лица не были закрыты, и мы увидели, что это были наши братья. Король отправил одних членов семьи, чтобы выгнать другого члена семьи.
И тут началось: приглушённые всхлипывания моих сестёр, которые стали перерастать в рыдания и плач по старшей сестре. Лицо Сабры скривилось. Она закрыла глаза, и начала медленно вставать, грудь её вздымалась. Она не собиралась противиться своей судьбе; она была слишком гордой. К тому моменту, когда она встала, ей удалось совладать с собой.
Я пристально наблюдала за ней, пытаясь понять, что скрывалось за её ничего не выражающим взглядом. Она медленно встала на колени, чтобы свернуть свой тюфяк. Тави бросилась к ней, желая помочь. Я видела, что плечи моей младшей сестры трясутся.
— Оставь его, — сказал тот же самый брат. — Тебе не разрешается ничего брать в поселение.
Тави нахмурилась и повернулась. Сабра осталась стоять на коленях. Она помолчала, а потом произнесла, осторожно подбирая слова:
— И я не могу ничего передать Отцу или матери?
— Нет.
Один из стражников протянул ей плащ из верблюжьей шерсти, который ничем не отличался от тех, в которые были одеты они сами. Он был новее и плотнее чем те старые плащи, что были у нас. Он будет согревать её в зимние дни, но ей все равно придется искать огонь ночью. Тави кинулась, чтобы принести её абайу и хиджаб. Теперь каждый мог бы узнать в ней изгнанную ахиру.
Сабра мужественно оделась и, наконец, набросила плащ на плечи. Стражники должны были отвести её на базар и там отпустить. Она не могла общаться со своими сёстрами, и ей запрещалось возвращаться во дворец. Если бы её поймали здесь, её могли выслать вместе с торговцами в далёкие деревни или приговорить к смерти. Это решение принимал наш отец, и оно сильно зависело от его настроения. Она больше не была частью семьи и должна была вести себя соответственно.
Сабра никогда не была в деревне. Я вспомнила, как Рахима шла вместе со мной по деревне, как она вцепилась в мою руку, боясь потеряться. И как, несмотря на всё её восхищение, она была напугана тем, какой огромной была деревня. Моя грудь сжалась, когда я представила, как должно быть была напугана Сабра, которой предстояло столкнуться с миром, о котором она ничего не знала. Я пожалела о своих самодовольных чувствах и потаённых мыслях, которые делали меня не намного лучше Сабры. Это не я была неоперившимся птенцом. Я была птицей с сильными крыльями, и я могла всё вынести. А вот Сабра нет.
— То есть у меня ничего не будет? Даже денег? — тихо спросила Сабра, но мы все услышали, как её голос чуть не сорвался.
Её глаза наполнились слезами, но она продолжала стоять ровно.
— Не волнуйся, — сказала Тави, теребя плащ Сабры. — Мы достанем тебе всё, что нужно. Мы что-нибудь придумаем. Ведь так?
Тави оглядела всех нас. Никто ничего не сказал.
— У тебя ничего не будет, и поскольку ахирам запрещено покидать дворец и общаться с жителями под страхом изгнания, — стражник пристально посмотрел на Тави, — я бы ни стал ничего ожидать.